Светофор, шушера и другие граждане

Приехали к ним врачи (мужчина и повыше), и даже скоро очень приехали, она еще себя в порядок привести не успела, как они уже звонят в дверь. Она им тапочки, конечно, предложила (у нее ведь в квартире полы), но они говорят: «Нет, нам не надо» – и прямо в своих галошах вошли, где лежал Константин Михайлович.

Тот доктор, что повыше, сразу сел за письменный стол и давай что-то записывать, а второй нахмурился, спросил себе у хозяйки табуретку и, присев в изголовье больного, взял его за запястье.

Обыкновенная грустная картина. Двенадцатый час ночи. Она стоит, смотрит докторам в синие спины и чувствует, что плохо дело. И действительно, оказывается плохо.

Тот доктор, что на табуретке, говорит, что пульс не прощупывается. И говорит ей (опять же строго) что, мол, дайте, женщина, зеркальце.

Она, конечно, сразу сообразила, что все это значит, и у нее все из рук вон. Пока она нашла зеркальце в косметичке, пока обратно из спальни по коридору, тут ей еще их кот прямо под ноги попался, и она зеркальце выронила.

Оно в осколки.

Тут она опять все это, конечно, сразу сообразила, но у нее была еще одна запасная пудреница с зеркальцем, и она ее каким-то чудом нашла.

Дала врачу. И стала.

И стоит.

Там, в зеркальце, уже к тому времени, пока она бегала, ничего, кроме отражения губ больного, не отразилось.

И доктора переглянулись одновременно (у них на такое жизненный опыт), и тот, который за столом, говорит: «Дайте, пожалуйста, женщина, телефон, мне полицию вызвать нужно».

Тут она уже окончательно все поняла, и ей стало не до телефона.

Пришлось тому доктору, что на табуретке, вставать и давать ей ватку с нашатырным спиртом и делать успокоительный укол.

В этот момент (просим заметить) в квартире отчетливо запахло серой.

Впрочем, запах, вероятно, распространился от ватки нашатырного спирта.

Новоявленная вдова пришла от серного запаха мгновенно в себя и нашла в себе силы принести все-таки доктору телефонную трубку. После чего ее всю затрясло, и она присела на краюшек дивана, к своему покойному.

Вот с этого момента в квартире неожиданно (и именно что совершенно необъяснимо) усилился запах серы, а покойник внезапно распахнул глаза и больно ущипнул жену за бок.

Несчастная женщина визгнула и подпрыгнула точно в центр гостиной.

Доктора недоуменно переглянулись, и тот, что на табуретке, вновь ухватил покойного за запястье, а тот, что повыше, опять взялся что-то писать.

Дальше это дело пошло у них всех окончательно наискосяк, и еще похуже того, как оно было.

Больной, по-прежнему не издавая ни пульса, привстал на подушке, подтянул тело в валик и, устроившись поудобнее, заморгал.

Доктор и доктор вскочили одновременно с тех мест, на которых сидели.

Вдова перекрестилась.

А в дверь позвонили…

Два вызванных полицейских потоптались в дверях (наследили опять, конечно), но дальше не пошли, потому что доктора скорой помощи извинились перед ними за ложный вызов (что больной у них оказался жив), объяснив странное произошедшее слабо читаемым пульсом.

Константина Михайловича положили на раскладные носилки и вызвали ему грузовой лифт.

Вдова покойного (то есть, простите, жена больного) накинула на себя кое-что и поехала с мужем.

Они ехали…

Ехали.

Ехали и ехали так они…

Но в № 67 им сразу отказали, в № 54 тоже, и им пришлось «сиренить», сквозь всю Москву, до «97», которая вообще-то считается областная.

Зато их там взяли.

Доктора скорой помощи (мужчина и чуть повыше) сдали свои обязанности по доставке в пластиковое окошко, и Константина Михайловича Загребейко провезли на металлической каталке в хирургическое дежурное отделение.

Жена покойного (то есть вдова больного) сопровождала мужа, как декабристская жена, до самого кабинета, где несчастной сказали: «Подождите, женщина!» – и ей пришлось осесть на клеенчатую табуретку.

Теперь покинем эту верную, растерянную, усталую женщину и вернемся посмотреть на нашего героя…

Его вкатили в кабинет, и он был до того измученный, от всей этой неприятной с собой истории, что сложился пополам в запятую, и из-под простыни у него торчали пальцы.

Доктор оказался совсем молодой, симпатичный врач (без усов, лет 35) и сидел у себя за столом, прихлебывая чай с лимоном в граненом стакане, закусывая чай бутербродом с серым хлебом, а поверх с колбасой. В кабинете нового доктора пахло вкусно.

Молодой доктор достаточно приветливо посмотрел заболевшего и первым делом назначил ему все те необходимые обследования, какие в таких случаях назначают.

Константина Михайловича покатили обследовать, мимо жены. И она только жалобно всхлипнула мужу вслед.

Вот ему сделали эхокардиографию, коронарографию, кардиовентрикулографию, рентген, забор крови (все это довольно быстро ему проделали) и привезли доктору назад, вместо с показателями заболевшего.

Доктор открыл эти показатели и просто на месте перестал кушать свой второй бутерброд.

Показатели говорили о том, что у больного Константина Михайловича Загребейко нет сердца.