Светофор, шушера и другие граждане

Илья Андреевич крушил кузнечиков, и, хотя с каждым мигом кузнечиков в туннеле становилось все больше и больше, Илья Андреевич бил их лапой (смертным боем), и отрубленные кузнечиковые головы со свистом разбивались о стены.

Сломанные об панцири лапы Илья Андреевич с отвращением отшвыривал и отламывал новые.

Редко шли по подземному переходу люди…

Они не видели и не слышали кузнечиков, и хитрые насекомые с голодным треском кидались на них, обсаживая пешеходов зеленой трескучей массой, и жевали их жвалами, залезая несчастным в капюшоны и под пальто…

Тогда Илья Андреевич бросался к пешеходам с пронзительным криком, желая указать им врага, однако испуганные страшным выражением на лице Бусина, пешеходы бросались к выходам, унося врага на своих плечах и в карманах.

Наконец, когда Бусину уже казалось, что этой ужасающей схватке с кузнечиками не будет конца (как Бусин не помнил уже ей начала), насекомые, видимо, начали отчаиваться, сообразив, что Бусин туннеля не сдаст (не таков оказался Бусин), и, собравшись под лестницей, взялись совещаться.

Кузнечики указывали на Бусина лапами и усами. Они жарко спорили, трещали и переликали, но никак не могли принять верного для себя решения.

Вожак убеждал кузнечиков не сдаваться.

Илья Андреевич, так же полный смертельной решимости, расхаживал взад-вперед, поперек туннеля, время от времени грозя совещавшимся то кулаком, то лапой.

Наконец вожаку все же удалось убедить своих дать Илье Андреевичу последний бой.

Кузнечики выстроились молчаливыми зелеными шеренгами и под оглушительный треск крыльев двинулись на Бусина с той стороны…

Вожак – молодой и крепкий самоуверенный кузнечик (только после армии). Хорошо одетое насекомое, в демисезонном пальто и наушниках (его звали Леня Королев, из третьего подъезда), приближалось к замершему в ожидании Бусину, чуть наклонив русую голову и беззаботно помахивая пакетом с чипсами.

Илья Андреевич не двигался с места и тем не менее тоже неумолимо приближался.

Неподвижный, держа за пазухой острое жвало, Бусин готовился к решающей битве.

Вот он издал пронзительный крик. Вот он, ухмыляясь, бесстрашно шагнул вожаку навстречу и занес над грудью кузнечика остро заточенное жвало…

Замахнулся, ударил, ударил еще и еще…

И, вскочив на поверженного врага верхом, упиваясь победой, с хрустом рвал на нем крылья…

Кузнечики столпились вокруг. Они стрекотали, оглушительно стрекотали, прыгали, лопотали, ухмыляясь зубчатыми пираньими жвалами. Усы их шевелились, глаза их победно мерцали…

Лапками они дружелюбно и приветливо пожимали новому вожаку зеленую левую лапу… и дергали Илью Андреевича за усики.

Леню Королева из третьего подъезда привезли в 67-ю с множественными ножевыми ранениями.

Пожилой хирург, Иванов В. П., проработавший в 67-й двадцать лет с гаком, впервые видел такое. Он качал головой и улыбался.

Дело было в том, что у этого мальчика, Лени, из третьего подъезда, которому первый удар пришелся в самое сердце, оказалась очень предусмотрительная мама.

Она очень хотела, чтобы ее мальчик жил долго и счастливо, и потому догадалась родить Леню не совсем таким, как все остальные люди.

Буквально у одной мамы из тысячи получается задумать и провернуть подобное.

Так вот эта мама родила своего мальчика со странной аномалией, врачи иногда меж собой называют такие случаи «зеркальное сердце».

В анамнезе, правда, пишут сложнее: «декстрокардия».

Это когда сердце не слева, как у всех нормальных людей, но справа. Впрочем, этот диагноз не освобождает от армии, но Леня ведь уже вернулся…

Очередь

Хоронили Васеньку. В маленьком гробике. По фамилии Васенька Васильев.

Мама стояла рядом с Васенькой и держала его за ручку. Чтобы он не боялся.

Но ему было все равно очень страшно.

И он попросил: «Отпусти меня, мама».

Но она заплакала и закричала: «Нет!»

Но пятнадцать минут, отведенные им на прощание. И пять лет, отведенные им для счастья, кончились. И ее оттащили.

А снаружи, за тяжелыми дубовыми дверьми крематория, ждали следующие из этой очереди.

Очереди без предварительной записи. Очереди без соблюдения очередности.

Очереди без правил.

Необъяснимой.

Вечной.

Нескончаемой.

Хоронить старушку.

Пиджак

Один маленький человечек, Виктор Иванович Шёпотов, с грустными щеками и такой начищенной лысинкой, что в ней отражались лампочки, преподавал в Строгановском художественном училище рисовальные курсы.

Шепотов был похож на старый пиджак, криво висящий на узких плечиках, и любую одежду умел носить так, точно в ней никого не было.

Рукава болтались на Шёпотове, как на пугале, локти были обметаны дырками, низ жалко смят. Брюки висели на нем огромными складками, облепленные холстовыми нитками.

Рисунки он поправлял неуверенно, возражал шепотом. В буфет не ходил. Пил чай с баранками на тумбе, в углу за мольбертами.

Его неуверенные движения и слова, и весь он сам (тоска, тоска!) были как стертый ластиком неудачный набросок.

За это его прозвали «Пиджак».

Когда Шепотов шел по коридору, про него говорили: «Пиджак идет».

Когда Шепотов болел, говорили: «Пиджак заболел».