Светорада Медовая

Тогда Таштимер сам подошел к бившейся в руках батыров Светораде, забрал у постанывающего шамана кувшин со снадобьем и зажал ей нос. Когда княжна стала задыхаться и открыла рот, Таштимер тут же влил ей в рот немного жгучей темной жидкости. Она отплевывалась, но хан заставил ее выпить достаточно, чтобы у нее перед глазами все поплыло.

Затем хан отошел, и Медовую отпустили. Закашлявшись и упав на колени, Светорада вытерла рот рукавом, обхватила себя за голову и разрыдалась, раскачиваясь из стороны в сторону. Так и сидела, чувствуя, как ее обволакивает какой-то мутящий разум туман, а в душе наступает умиротворение. Наверное, такое же пойло волхвы на Руси давали жертвам, чтобы те не бесновались перед закланием. И еще она вспомнила, как печенеги хоронят своих женщин: просто заворачивают тела в старые шкуры и оставляют лежать в степи…

Хан Таштимер опять ушел к морю. Долго брел вдоль побережья, смотрел на волны. Где-то среди несущихся по небу туч протяжно кричала чайка. Таштимеру казалось, что это плачет его душа. В этот первый нежаркий день для старого хана угасло солнце. Ушла его светлая радость, его сладкая Медовая… Нет, она еще с ним, но сегодня ночью он сам задушит ее. Дерзкий Яукилде не получит эту женщину. Так решил Таштимер.

Он успокаивал сам себя. Что такое женщина? Утеха в короткие часы отдыха. И лучшая женщина всегда та, которую желаешь. Потом и она приедается. Они все похожи одна на другую – покорное ложе из женских животов. А Медовая… У нее упругая грудь, как у нерожавшей, и она порой так заманчиво смеется. А еще ему нравилось облизывать кончики ее медовых волос… Как же он любил эти волосы – золотистые, мягкие, сладкие…

Хан медленно возвращался в становище. Его зелье уже подействовало на Медовую, так что она ничего не почувствует. С ее сыном Глебом он будет добрым и вырастит из него славного батыра. Лишь бы малыш сумел одолеть свою хворь. Иначе он сможет быть только шаманом. Но в любом случае Таштимер сделает для своей любимой жены все, что в его силах: он не отдаст ее жестокому Яукилде, легко убьет ее и позаботится об осиротевшем ребенке.

Вернувшись, Таштимер увидел Глеба. Малыш шлепал босиком по мокрому песку, с визгом убегая от накатывающейся волны. Таштимер невольно улыбнулся: он слишком любил Медовую, чтобы не полюбить и ее дитя. Да и Глеб привязался к старому хану. Вон увидел его, бежит, улыбается. Такой милый, как ягненочек. Жаль только, что он совсем не похож на свою мать…

В это время Светорада молча сидела среди женщин, обмывавших и наряжавших ее в специально поставленном в стороне шатре. Это был самый лучший шатер Таштимера, обтянутый изнутри желтым шелком, и странные, пустые глаза княжны казались тоже желтыми. Ее зрачки сузились до булавочных уколов, и она смотрела на всех незрячим бессмысленным взглядом. Женщины, плача и всхлипывая – отчасти из жалости, отчасти следуя обряду, – расчесали ее золотистые волосы, заплели в длинные косы. Медовая была безучастна ко всему: беспрекословно дала обтереть свое тело влажной губкой, умастить благовониями, послушно подняла руки, позволив облачить себя в длинную малиновую рубаху с расшитой цветными бусинами горловиной и алые шаровары. Она не замечала, как ей в уши вдели серебряные серьги, набелили лицо, подсурьмили брови и ресницы, как на голову водрузили обшитую золочеными бляшками плоскую шапочку, а на ноги надели полусапожки из белого войлока, мягкие, чистые, еще ни разу не надеванные. Когда женщины с плачем удалились, оставив ее сидеть в одиночестве, в шатер вошел Таштимер, но Медовая даже не глянула в его сторону. Хан какое-то время смотрел на нее, потом подошел, взял ее длинные косы в руку и, выхватив нож, одним движением отрезал. Поднес к лицу, вдыхая их аромат, произнес:

– Оставлю себе на память.

Светорада как будто что-то почувствовала, слегка нахмурилась, поводя головой. Даже сквозь полусон ощутила, что голова ее без привычной тяжести кос кажется какой-то легкой, маленькой и беззащитной. Таштимер, глядя на нее, опять заплакал. Вытирая косами слезы, вышел из юрты и увидел стоявшего неподалеку Сагая. Спросил у него:

– У нас еще есть время до приезда Яукилде?

Сагай медленно кивнул.

– Не раньше завтрашнего утра, хан.

– Хорошо. Скажи шаману, чтобы начинал обряд. Пусть дух Тенгри-хана будет рядом и легко заберет ее душу на небо, когда я накину ей на шею шелковый шнурок.

Сагай снова медленно кивнул. Потом сказал:

– Может, разрешишь женщинам привести к ней ребенка? Попрощаться…

– Хорошая мысль, охотник. Пусть так и сделают.

Уже вечерело, когда к Светораде привели Глеба, но она почти не отреагировала на его появление. Малыш какое-то время разглядывал мать, дивясь, отчего ее волосы такие короткие, потом подошел, обнял.

– Матушка!

Мальчика пугала ее безучастность, он стал потихоньку плакать.

– Матушка!