Светорада Золотая

И всхлипнула, не поднимая головы. Тропа, по которой они двигались, уводила все дальше от Днепра. Впереди ехали Ингельд с сестрой, за ними Стема с дружинником Вавилой, следом остальные воины, ведя за собой вьючных лошадей с поклажей. Последними двигались Потвора с нянькой Теклой, которая почти висела в седле, устав после тяжелой погребальной ночи. «Как-то старушка выдержит?» – подумал Стема, оглядываясь на Теклу. Ведь им предстоял неблизкий путь, а после похорон князя, ночной тризны и обильной стравы[120] с возлияниями перенести еще и долгую дорогу верхом старой женщине будет нелегко. Однако именно Гордоксева, жалея преданную служанку, велела той уехать, чтобы Текла не видела, как ее обожаемую хозяйку станут приносить в жертву.

– Ты ведь присмотришь за ней, – сказала Гордоксева Стеме напоследок. Она всегда заботилась о своих людях, всегда была доброй госпожой…

Стема еле сдержал слезы, прощаясь с княгиней. Он сызмальства знал ее, всегда чувствовал ее заботу, когда-то она спасла его от разъяренного Эгиля. А когда при расставании Гордоксева добавила, что спокойно поручает Стеме своих близких, свою дочь… Парень едва не взвыл. Говорят, обреченным на смерть открыта особая истина, но Гордоксева, похоже, не догадывалась о том, что замышлял ее воспитанник. Смотрела на Стему прозрачными, золотистыми, как у Светорады, глазами и улыбалась ласково. Ему же словно сам Чернобог когти в душу запустил. Лишь когда княгиня отошла прощаться с другими, он вздохнул с облегчением.

В пути Стема скоро ощутил, что именно на него легла ответственность за спутников. При всей своей внешней силе и мощи Ингельд оказался прост, как дитя. У первой же развилки он растерялся, озираясь с недоумением вокруг:

– Я и дорогу-то не помню. Стема, проведешь?

Стема странно поглядел на него: в охотничьем тереме Смоленского князя он бывал еще ребенком, в то время как Ингельд и сейчас наведывался к родителям, ездил с ними нa охоту. Однако дорогу, как оказалось, княжич не запомнил. Он стал что-то бубнить насчет того, что обычно княжнy сопровождал в лес Гуннар, тот хорошо помнил путь, а он… И потребовал, чтобы именно Стема стал провожатым. Но пока парень задумчиво тер лоб, припоминая дорогу, положение спасла Светорада. Сказала, что проведет иx кратчайшим путем.

Вообще-то Светорада всегда капризничала и бранилась, если ее увозили из Смоленска, когда там только и разговоров было что о купальском веселье и все с нетерпением ждали праздника. Но предусмотрительные Эгиль и Гордоксева, хорошо знавшие легкомысленный нрав дочери, предпочитали на время всеобщего буйства отвозить ее куда-нибудь подальше. Однако на этот раз Светорада покорилась решению матери беспрекословно. И пусть в Смоленске, несмотря на только что пережитое потрясение, люди все равно зажгут на Купалу костры и начнут праздновать, княжна сейчас желала только одного: уехать, исчезнуть оттуда, где ее мать будет принесена в жертву, дабы хозяин лета Купала послал людям здоровье, радость, а земле влагу и плодородие.

– Не горюй, она сама так решила, – утешала Светорада угнетенного горем брата. – Ее удел всегда был высоким, да и по древней традиции жена обязана уйти за мужем в мир иной.

– Так это по древней, – сдавленным от рыданий голосом отозвался Ингельд. – Кто их сейчас придерживается? Матушка могла бы еще жить и жить.

– Нет, она зачахла бы без отца. И, наверное, принося себя в жертву сразу после кончины супруга, она поступает верно. Ее не ожидает скорбное одиночество, и она знает, что тому, кто приносит себя в жертву, открыта дорога к богам в Ирий. А там они с отцом опять будут вместе.

– Ишь, как заговорила! Бессердечная ты, Лисглада, – огрызнулся Ингельд, не принимая доводов сестры. – Ничем тебя не проймешь.

«Действительно бессердечная, – наблюдая, как невозмутимо правит лошадью Светорада, отметил Стема. – И мне не следует забывать об этом, если я хочу, чтобы все получилось. А то начну ее жалеть, размякну, и… Тогда прощайте мой славный удел и воинская удача».

Никто не догадывался, что таилось в его ясных синих глазах, когда он остро и внимательно смотрел на ехавшую впереди княжну. Потом его отвлекали заботы: он следил за людьми, ездил к концу отряда, проверяя, не отстали ли вьючные лошади, подбадривал притомившихся людей, поил из берестяной фляги крепким вином совсем обессилевшую Теклу. В конце концов, старушка опьянела, заснула на ближайшем же привале, так что когда вновь тронулись в путь, Стеме пришлось усадить ее на круп Пегаша и везти за собой, придерживая, чтобы не свалилась с коня. Ведь ехать приходилось иногда прямиком через чащу, огибая буреломы, спускаясь в узкие овраги, опять взбираться на косогоры.

– Далеко ли еще, Светорада? – спрашивал Стема.

– Далеко.