Светован. Штудии под шатром небес.

Но слово за слово — и я понемногу вытягивал из него читательские признания. Любил он древних "мыслительных” авторов — Канта, Спинозу, Сенеку, Марка Аврелия, Гесиода, Плутарха, Монтеня, Гете, нашего Сковороду. Читал по-венгерски, по-чешски, на румынском, немецком, русском, украинском и русинском языках. Окончил мадьярскую начальную школу. Дед отдал барана, чтоб незаконнорожденного внука приняли учиться. Иные платили деньги за то, чтобы не брали детей в школу. Учился на отлично в чешской гимназии. В Румынии был помощником профессора фитотерапии при Бухарестском мединституте. Русский и немецкий выучил в "университетах" ГУЛАГ а, сидел в одном бараке с немцами. Что касается украинского, то этот язык вошел в кровь и плоть в Хусте, стольном граде Карпатской Украины, которую он защищал с десятью патронами. Но это другая исповедь. Исповедь на перевале духа…

Из беллетристов читал меньше, выборочно, хотя некоторых очень любил. Знал наизусть почти весь "Кобзарь". Очень любил Гоголя. ("Читаешь — вроде бы простенький рассказ, сказочка. А закрыл книгу — оно с тобой, пристало к душе, живет в ней, играет, как далекая музыка. Приходишь к тому, что главное в письме не буквенные строчки, а то, что между ними. Что застыло в слове, словно янтарная смола, навеки. Нам для размышлений и удовольствия").

О Чехове говорил, что это "ваятель в слове. Вырезал — и предстало зримо. Ни стереть, ни убавить. Читаешь — и видишь. И веришь. И думаешь: "Это мы, прости Господи!"

О Толстом отзывался с тихим уважением: "Пишет так, что и сам удивлен написанным. Откуда оно пришло? А откуда — только Сверху приходит такое слово. Честное, простое, вещее. Словно и не человек писал — для кого-то и чего-то. Птица, что поет, себя не слушает. Просто наполняет малый простор своей малой радостью. И эти звуки словно и ни для кого, и ни для чего, но они не напрасны, не так ли? Толстой наущает, что и наша жизнь должна быть простой и красивой, как песня жаворонка".

Сковороду называл "очитанным человеком и некнижным любомудром. Этот мыслитель с серыми глазами предпочел спрятаться от мира. Но что с того, что ты спрятался? Мир все равно найдет тебя. Это я ощутил на себе… Но он стяжал высокий внутренний дух. Его правилом было отсутствие каких-либо правил. Говорят, жил в дупле дерева. Как и я. Где я только не жил…"

К моему удивлению, знал Светован и стихи. Тоже давние, удивительные, очень красивые. Как-то прочитал:

Ой пастух, пастух, я тебя люблю.
Что меня болит — лишь тебе скажу.
Чародейка есть — сушит лишь тебя,
И тебе с ней плохо, и ей без тебя.
Жил себе дедок, жил он хорошо.
Волка он пугал — тот овец не брал.
Что же делать, как нам быть?
Все терпеть, терпеть, терпеть —
Бога не гневить.

Затем прочитал еще один:

Бедный человек, зря ты думу сушишь.
Силушку напрасно мыслию ты крутишь.
Мыслишь зря о том, что давно прошло,
Посреди реки камнем вниз пошло.
Понапрасну думаешь, что будет потом,
А оно прописано уж в небе золотом.
Отпусти-ка все ты на Божью волю.
На своей стезе вспахивай ты поле.