Светован. Штудии под шатром небес.

— Я давно мог бы уже стать начальником, если бы отца не выгнали из партии через деда-кулака. Не хотел сдавать возы и волы в колхоз. И детям, и внукам подпортил карьеры. Покинул я село, подался в город, научился работать на кране. На высоте хорошо: небо, птицы поют, людской подлости меньше. Но жить на небе не будешь — не святой поди. Государственные общежития, чужие квартиры, а дети ведь свои, родные. И густо их. Полночь прошла — голова и глаза. Мы с женой шли на рекорд. Говорю ей: давай сделаем тридцать штук. В старости будем ходить от одного к другому. Так месяц и проживем без беды… Тридцать не тридцать, а пятерых Бог дал. Надобно было свое гнездо вить. В деревне сказали: садись на трактор в колхозе — дадим участок. Дали, — кивает на каменистое взгорье под Гранкой. — Никто не хотел брать надел с подземным колоколом. А я взял, потому что рядом дедовы и отцовские кости покоятся. Я и сам придерживаюсь их науки: надейся на добро, а плохое и само придет…

Так оно внезапно и пришло. Прослышала беда — за неделю сгорела от рака жена. Вместе с ней сгорела и частица его души. Осталось у Микулы на руках пятеро детей. "И мамка, и нянька для них". Но Божья мельница молоть не перестает. Первое, что сделал, — рассчитался на работе. Рабочая элита, виртуоз башенного крана в одну секунду слетел на грешную землю и врос в нее по колени. В эту желтую желтяницу, которая лучше всего рождает камень, а в летний зной и сама становится камнем. Надо было кормить детей, выводить их в люди. Когда голова сельсовета предложил отдать хотя бы самого младшего в интернат, Микула отрезал: "А твоя мать почему тебя не отдала в интернат? Может, был бы мудрее".

Думал-гадал, как жить дальше. Светлая крестьянская голова не подвела и на этот раз. В Обаве непрерывно трещат две пилорамы, перемалывая окольные леса на опилки. Там лежат целые терриконы буковых отходов-горбылей. Микула и разглядел & них свое ремесло. Нарезает брусья и подвешивает сушить. Из старой стиральной машины сделал токарный верстак, на котором точит ножки. На складах умирающих заводов все еще можно дешево найти фанеру, плиты, жгуты, пластик и другую мелочь. С этого он мастерит табуреты, столки, полки. Добротную и доступную для села мебель. Еще и украшает нехитрой резьбой. А между тем — вылазки в лес. Оттуда возвращается навьюченный пнями, корнями, причудливыми ветками.

— Сделай мало, но хорошо, — мой трудовой закон, как дед покойный говорил.

Склонился ко мне и доверчиво шепнул, что собрал небольшую сумму, но не хотел бы ее трогать — это для Оли, на дальнейшую науку. Теперь учится "на филолога".

Оля, сероглазая, тонкая, как тростиночка, грациозная, чинно хлопотала по двору, накрывала под айвой стол.

Мое внимание дробилось. Краем уха слушал Микулу — это ведь готовый очерк! Одним глазом следил за Светованом, который неспешно обходил Микулин сенокос, время от времени наклонялся и подбирал "луг". Вторым же глазом я втихаря следил за Олей. Она тоже поглядывала в мою сторону, тут же гася свой взгляд. Ходила одной стороной, пряча тоненький шрам от ожога, тянущийся от уголка губ до уголка глаза. Светлая подкова на покрасневшей от смущения девичьей щеке. Почему-то именно этот шрам притягивал взгляд. И девушка, заметив это, еще больше смущалась.

Позвали к столу. Прибежали и Микулины мальцы. Старик тоже спускался по склону, держа в руке пучок цветов. Издали крикнул Оле:

— Ну что, красна девица, хочешь угадаю, что приготовила? Грибы лисички с луком и укропом…

Оля кивнула соломенной челкой.

— Более чистый и вкусный гриб, чем лисичка, на земле не растет, — продолжал Светован. — Они растут в местах, облюбованных лисьими парами. С лисьей любви и вырастают.

Стол был тесно уставлен закусками с пивницы, зеленью с огорода.

— А я боялся, что ты меня камнями угощать будешь, — сказал старик Микуле.

— Наша Оля и с жерновов суп сварит, — степенно похвастал тот. — Но хватит сказки сказывать, это только поп и петух поют на голодный желудок.

Обедали с хорошим настроением. Старик тоже имел охоту побеседовать, радо общался с детьми. Спрашивал, умеют ли плавать и ловить руками рыбу. Советовал кушать больше ягод, фруктов и ходить босиком до самых морозов.

— Это ж какая мне экономия будет! — смеялся Микула.

И о пользе от чтения добрых книг говорил дед.

— А сколько надо прочитать книг, чтобы стать умным?

— спросил самый младший.

— Две-три хватит, — серьезным тоном отвечал Светован. — Но чтобы найти эти заветные книги, может, надо перечитать и тысячу.

Оля улыбнулась, открыто встретила мой взгляд. И шрам на щеке побелел еще больше. Позже Микула рассказал нам, что это она обожглась, когда несла казан с кипятком. Маленькая хозяюшка бралась за любую взрослую работу.