Светские манеры

Альва рассматривала собравшихся и особенно пристально женщин. Лица у всех были огрубелые, под воспаленными глазами темнели круги. Наверно, это горничные или белошвейки, работавшие в тесных помещениях на фабриках, предположила Альва. Если они ратуют за восьмичасовой рабочий день, думала она, то по сколько же часов они работают сейчас? Она представила, как они сутками стоят на ногах или – того хуже – ползают на коленях, оттирают полы, убирают за богатыми хозяевами. Ее кольнул стыд – словно она была их врагом. Но она также испытывала воодушевление, потому что эти люди не бездействовали, жалея себя. Они не были жертвами. Они боролись. По крайней мере, пытались хоть что-то делать.

– И вы хотите сказать, что подобные собрания проходят по всему городу? – спросила сестер Альва по дороге домой. – Вы заметили, как у всех горели глаза?!

– Во-от, – рассмеялась Джулия. – Жизнь – это не только твои снобистские званые ужины и скучные балы. Она гораздо богаче.

Всю следующую неделю Альва вместе с сестрами посещала поэтические чтения и лекции на самые разные темы – от уничтожения монополий до суфражизма. На ее взгляд, все это было очень любопытно, даже увлекательно. Словно она вскарабкалась на стену и заглянула через живую изгородь в некий новый мир, который был на подходе, предлагая совершенно другие возможности.

Потом сестры одна за другой разъехались, кто в Мобил, кто – в Нью-Джерси, кто – в Бруклин. Без них Альва снова приуныла, скатилась в непроглядную бездну.

Шли дни, недели. Альва осознала, что жизнь продолжается, общество прекрасно обходится без нее. Читая про светские развлечения, она невольно задавалась вопросом: а помнят ли люди, что это ее бал-маскарад, который она дала более десяти лет назад, положил начало традиции тематических балов. Понимают ли они, что это ее гений, ее изобретательность послужили для них источником вдохновения?

Газеты с упоением описывали эти светские приемы. Если на первой полосе каждого издания печатались новости о губительном экономическом кризисе, то колонки светской хроники целиком и полностью посвящались грандиозным увеселительным мероприятиям. Читая о пышных балах и пиршествах, Альва представляла простых людей, которые теснились в трущобах и доходных домах и были не в состоянии прокормить себя. Модным туалетам и вакханалиям американской аристократии на страницах газет отводилось куда больше места, нежели анархистам и популистам, критикующим богатых и акцентирующим внимание читателей на всевозрастающем неравенстве между классами имущих и неимущих.

Альва с иронией отмечала, что, по мере того, как ширилась пропасть между бедными и богатыми, грань, отделявшая никербокеров от нуворишей, становилась все тоньше. Чем усерднее миссис Астор старалась сохранить эту грань, тем ретивее такие женщины, как Альва, подталкивали две половины общества к слиянию. Они превращались в монолит: высшее общество объединялось против враждебных недовольных народных масс.

Наблюдая за происходящим со стороны, Альва определила, что общество вступает в совершенно новый этап расточительства; даже самые богатые вряд ли сумеют выдержать взятый темп. Не исключено, что излишества, которым они с остервенением предаются, в конечном итоге приведут их к краху.

* * *

Спустя несколько недель, едва Альва, пропахшая навозом и лошадьми, которых она чистила, вернулась в дом из конюшен на заднем дворе, дворецкий доложил, что ее желает видеть некая дама.

– Ради бога, прости мне мой внешний вид, – извинилась Альва, отряхивая руки, – я не ждала гостей.

– Ой, да ладно тебе, это всего лишь я.

«Всего лишь я» была леди Пэджит.

– Сто лет тебя не видела, – сказала она, одной рукой обвивая Альву за талию. Вдвоем они прошли в гостиную.

– Да я теперь боюсь нос из дома высунуть, – объяснила Альва, усаживаясь рядом с гостьей. – Поэтому с удовольствием тебя послушаю. Ну давай, рассказывай обо всем, что я пропускаю.

Леди Пэджит рассмеялась и, звеня браслетами, словно колокольчиками, опустилась в кресло «бержер» с обивкой из золотистого бархата.

– Ну, про Лошадиный бал в «Шерриз» ты наверняка слышала.

Да, Альва об этом читала.

– Кто бы мог подумать, что один из роскошнейших ресторанов Нью-Йорка будет принимать лошадей!

– Их потчевали черной икрой – целое корыто навалили; в седельной сумке у каждой лошади лежало по бутылке шампанского с хрустальным бокалом, – сообщила леди Пэджит. – Началось все чудесно, но… – она развела руками, – вот беда: официанты не успевали убирать за ними навоз. Ну и, конечно, лошади в один миг своими хвостами сметали все со стола. Бал окончился рано. К трем я уже была дома.

Альва со вздохом сняла с бриджей налипшую сухую травинку сена.

– Ты лучше расскажи, как у тебя дела, – попросила леди Пэджит.

– Так себе. Впрочем, меня все об этом предупреждали, – отвечала Альва, вертя в руке травинку. – Вилли – герой, а я – пария. Интересно, вот почему всегда виновата женщина? Я опозорена, уничтожена. Если честно, я тебе поражаюсь. Нужно быть очень смелой женщиной, чтобы прийти сюда. Надеюсь, тебя никто не видел у моего дома.