Альва вертела в руках изумрудные серьги. Ее глодала совесть. Неотступно преследовала мысль, что она – лицемерка. До этой минуты ей удавалось находить себе оправдание:
– Я не люблю Санни, – промолвила Консуэло. – И я
Альва положила серьги и замерла. Наконец-то ей пришлось посмотреть правде в лицо. Факты копились, наслаивались один на другой, но она пыталась игнорировать очевидное. Притворялась, что не замечает печали в глазах дочери. Не слышит критики, исходившей от Вилли, от его семьи, от его сестер – даже от Оливера. Все в один голос умоляли ее отменить свадьбу. И теперь Альва была вынуждена признать, что этого брака не желает никто – никто, кроме нее самой. Она устроила замужество дочери вопреки воле родных и близких. Да, жених хотел денег, но любая невеста из состоятельной семьи могла бы стать герцогиней. Это был не брачный союз, а деловое соглашение.
После всего, что она выстрадала… Альва убеждала и себя, и других, что она терпела бесчестье развода ради женщин. Ради всех женщин. А к собственной дочери повернулась спиной. Как она могла допустить, чтобы все зашло так далеко? Она отстаивала права женщин – безымянных, безликих женщин, – а родную дочь продала.
– Послушай меня. – Альва взяла Консуэло за руки. – Я люблю тебя больше всего на свете. И желаю тебе счастья.
Консуэло заморгала, и по щекам ее заструились слезы.
– Если он тебе неприятен, – сказала Альва, – если ты уверена, что брак с ним будет тебе невыносим, мы отменим свадьбу. Но…
У Консуэло вытянулось лицо.
– Но если мы расторгнем помолвку, выйти замуж за Уинтропа тебе все равно будет нельзя. Иначе ты совершишь самую большую ошибку в своей жизни, и я этого допустить не могу. Более того, – продолжала Альва, – ты должна знать, что тебе придется нелегко.
Плечи Консуэло затряслись. Она расплакалась, пряча лицо в ладонях.
– Мама, я в растерянности. Мне так страшно. Я не знаю, как быть.
Альва обняла дочь, давая ей выплакаться, чувствуя, как у нее намокает плечо. А в голове свербела одна мысль:
– Не сказать, что мне Санни не нравится, – произнесла Консуэло, силясь овладеть собой. – Мне он
– Порой одной любви недостаточно. Я безумно любила твоего отца, – отвечала Альва, вспоминая свое знакомство с Вилли, когда она впервые увидела его. – Оказалось, что нам одной любви было мало. По крайней мере, с Санни у тебя есть шанс быть счастливой. И дети… ты будешь замечательной матерью. Ты получишь титул. Тебе не придется опасаться за свое будущее и будущее твоих детей. Потому я так упорно и настаивала на этом браке.
Шмыгая носом, Консуэло отерла глаза.
– Мы с Санни неплохо ладим, – сказала она, словно уговаривая себя.
– Прекрасное начало, – подбодрила дочь Альва. – Любовь придет потом.
По щекам Консуэло снова потекли слезы.
– Мама, вот ты бы как поступила на моем месте?
Альва молчала. Вопрос непростой, сразу не ответишь. Альва по характеру была совсем не такая, как ее дочь. Она вспомнила, через что ей пришлось пройти после развода с Вилли. Пресса склоняла ее имя на все лады. Бывало, журналисты стояли лагерем перед ее домом, ждали, когда она выйдет, чтобы наброситься на нее с вопросами. А бывало, Альва сутками не вставала с постели, ей кусок в горло не лез, она только и могла что плакать. Если ее дочь бросит жениха – герцога, ни много ни мало – перед алтарем, имя Консуэло вымарают в грязи. А Консуэло не столь крепкий орешек, как Альва. Она боялась, что дочь не переживет критику и такое пристальное внимание к своей особе.
Глубоко вздохнув, Альва заключила лицо Консуэло в свои ладони и ответила:
– Честно тебе скажу:
И дочь вняла ее совету. На следующий день Консуэло Вандербильт сочеталась браком с Его светлостью Чарльзом Ричардом Джоном Спенсер-Черчиллем, девятым герцогом Мальборо.
Глава 59
Нью-Йоркский особняк Каролины Астор был снесен и на его месте возводился отель «Астория». Строительство нового дома было еще далеко от завершения, и потому она пока жила в Ньюпорте. Каролина была рада уехать из Нью-Йорка. После двух лет траура морской воздух и неспешный темп жизни курорта помогли ей постепенно окунуться в атмосферу светского общества.