Светунец

Рубил сплеча. И вровень, и повыше.
За график, за снабжение, за сбыт.
Как телексы, закат угарно-рыжий
Прочитывал, чтоб тут же позабыть.

Отец рубил упаристую баньку,
Задорно, не по возрасту легко.
И свежий стес светился, как огранка
И закисало в кринке молоко.

По вечерам сходились два рубаки,
Два родича, сидели за столом,
И разговор их ладился. Однако
Все о былом, и только о былом.

Снег

Тихий снег,
Словно медленный вальс.
Белый сумрак плывет и качается.
Это небо нисходит на нас.
Это реки к земле возвращаются.

Может, с ними дыханье мое
Воротилось снежинками светлыми
И летит, убеляя листьё.
Но какое мне дело до этого!

Все равно, лишь ладонь протяну,
Содрогнусь от чужого, холодного.
Ничего я себе не верну.
Все мгновенья мои — первородные.

Это — снег.
Никаких, никаких
Белых яблонь и белого аиста.
Почему же так ясен и тих
Мир души, словно жизнь начинается?

Словно сам я, в осенней дали
Почерпнувший разумною мерою
Всех цветов, что горели и жгли,
Сотворил это белое, белое…

Цветы

Гляжу на желтый горицвет,
В руках погасший.
Цветы Земли! Сомнений нет,
Они нас старше.

У них начертана в роду
С эпохи ранней
Дорога через красоту
К существованью.

Цветы трепещут за версту
В моей округе.
Земля дала им красоту,
Мне — руки.

Суд непрожитых дней

Под гитару, под звон голубого стекла
Широко моя жизнь по земле потекла.
Я потерь не считал на веселом пути,
Думал, лучшее время мое —
Впереди.
Стали ночи длинны.
И ночами слышней
Голоса отшумевших непрожитых дней.

Суд непрожитых дней.
Я молчу на суде
Перед горстью земли, перед стеблем трав
Дни мои у чужих и у близких в судьбе,
Как травинка в траве,
Как кровинка в крови.
Где-то степь их ждала,
Где-то сердце ждало,
Одиноко и молча с обидой борясь.
Но мелькали они, как по речке весло,
Мимолетно на быстрой воде отразясь.

И седая, морозной березе под стать,
За себя и за сына состарилась мать,
И в глазах у любимой утраты печать,
Ей тяжелые слезы с земли не поднять.

Когда-нибудь в бронзовый вечер…

Когда-нибудь в бронзовый вечер
Осенняя жгучая грусть
Зажжет в моей памяти свечи,
И я непременно вернусь
Из этой прокуренной соты
С окном на фонарь и проспект,
Где я, деревенский от роду,
Годами не вижу рассвет.
Где людям плачу не в рассрочку
За каждый внимательный взгляд,
Но стал по небрежности кочки
За горы порой принимать.
Вернусь по размытым дорогам,
Которыми шел я уже,
К ошибкам своим и ожогам,
К потерянной где-то душе,
Туда, где светла и пустынна,
Корнями в сухом роднике
Стоит, доживая, рябина,
Как память о первой строке.
Не зря же на тихом овине
В разрушенной вдовьей стране
Из песни о тонкой рябине
Строка вырастала во мне.