Свежеотбывшие на тот свет

В одну из последних моих перед арестом встреч с Джемалем, помню, я пришёл к нему на Мансуровский. Там присутствовал (тогда он был главредом «НГ-религии») Шевченко, а потом появилась парочка чеченских полевых командиров. И полевые командиры, так мне показалось, были иронически настроены по отношению к Джемалю. Они не оспаривали его исламскую эрудицию, ещё чего, но, будучи практиками воинствующего ислама, всё же не могли не относиться несерьёзно к исламскому учёному.

Я уже душой был в восстании, которое организовал на границе с Казахстаном, я искал поддержки, денег, может быть, на моё восстание. Я пришёл на эту встречу исполненный надежд, но ушёл злой и на прощанье обозвал их болтунами.

Через несколько лет после выхода на свободу из лагеря я пошёл на его лекцию в МГУ. Оказалось, за эти годы, пока я был в тюрьме, он успел стать популярным у молодёжи философом. Вышла его книга «Революция Пророков». Лекция мне понравилась. Он говорил о том, о чём обычно не говорят, о категориях великих и возвышенных. И молодёжи его категории льстили. Я, впрочем, заметил, что и лекция, и само видение мира у Джемаля мутное, нечёткое, предположительное, сослагательное.

В то время в Национал-большевистской партии на какое-то время модным стал ислам, и несколько наших мальчиков и девочек сделались мусульманами. Встреча с Джемалем в кафе позади радиальной станции «Парк Культуры» вызвала у меня неприязнь. Он представил мне свою модель России, где борются не на жизнь, а на смерть ФСБ и ГРУ, и я счёл его тихо помешанным сторонником теории заговоров. И отодвинулся от него на некоторое время, потому что не видел Россию полем битвы между КГБ и ГРУ.

Ещё одно сближение, вот не помню, куда его поместить хронологически, это когда он навязался ехать со мной в Казань. Возможно, это я навязался ехать с ним в Казань, и такое толкование тоже допустимо.

Во всяком случае на вокзале нас встречали мои люди – свежепоявившееся отделение партии во главе с Павлом Зарифуллиным.

У Павла в просторной четырёхкомнатной квартире мы и остановились. Помню, что были аквариумы и очень крупные в каждой комнате, в аквариумах плавали крупные рыбы.

Ещё помню стол, на котором жареная рыба соседствовала со свининой, морем свинины, от которой Гейдар отворачивался и отодвигался. Выяснилось, что папа Зарифуллина был светский татарин, мама, кажется, еврейка.

Гейдар быстро там установил мусульманские порядки, на стол больше свинину не ставили. Из солидарности с Джемалем я тоже отказался от свинины на время этого путешествия.

Вместе с Джемалем мы посетили, я помню, мечеть и долго разговаривали с известным и популярным тогда в Казани духовным лидером.

Из их разговора, лидера (фамилия и телефон у меня где-то есть, но далеко) и Джемаля, я получил представление о происходящем в Казани. Оказалось, что более современные и радикальные кавказские муллы (они же и более молодые) понаехали в Казань и усиленно отбирают у традиционных татарских духовных лидеров мечеть за мечетью. Мы, я в том числе, посожалели о судьбе тех татарских духовных лидеров, у которых отбирают мечети. Кавказские муллы в ту эпоху все были антироссийские, посему то, что они совершают экспансию в Татарстан, меня не порадовало.

Позднее последовал эпизод в каминной комнате Дома журналистов, куда меня пригласил Джемаль. Там было мусульманское духовенство, в шелках белых и зелёных, а также Надиршах Хачилаев в барашковой папахе, с красивым угрюмо каменным лицом. Через год он захватил здание Парламента Дагестана, а ещё через год был убит.

В Доме журналистов мы выступали, наша пёстрая компания, против публикации книги Салмана Рушди «Сатанинские вирши». Книгу вознамерилось выпустить издательство «Лимбус-Пресс», с которым я впоследствии плодотворно сотрудничал и где вышли мои шесть или восемь книг. Тоже вот не помню, куда во времени стоит определить эту сцену в Доме журналистов. По-моему, она всё же состоялась до моего ареста. Надир Хачилаев остался в моей памяти как идеал кавказского мужчины с каменным лицом римлянина. Я был сильно эмоционально потрясен, когда узнал о его гибели. Хачилаев был не только политический вождь его народа, но и талантливый писатель, Дмитрий Корчиньскiй, Украина, тоже талантливый писатель, хотя стал врагом русского народа. Хачилаев был римлянин, из того же теста.

А вот уже точно после того, как я вышел из-за решётки, я был приглашён покойным нынче Ильёй Кормильцевым на присуждение какой-то премии «Уммы», дело происходило на Зубовском бульваре, там нужно было выписывать пропуска.

В последние годы я встречал Гейдара здесь и там, хотя более не интересовался им. Ходил он всё тяжелее и торжественнее. Как-то я был поражён, когда Джемаль оказался избранным в придуманную мной Национальную ассамблею от левых. Я даже хохотал. Исламист от левых!