Свежеотбывшие на тот свет

Он всё молчал. Так и промолчал всю конференцию. На хрен ему сдались все эти непонятные русские славяне? Его, конечно же, пригласили как свадебного генерала, но не удосужились даже предоставить переводчика. Потому он и сидел там глухой и немой, похожий на старого битла (ну, одного из «Битлз»), уже тронутый сединой, но кудри ещё упругие. Знаменитый американский драматург. Самая популярная его пьеса – «Кто боится Вирджинии Вулф?». Она стала как бы пословицей и поговоркой. Я даже слышал такие куплеты:

«Who’s afraid of Virgi Woolf, Virgi Woolf, Virgi Woolf?»

Этимологически, вероятно, название восходит к сказке о поросятах, которые поют (по-русски):

«Нам не страшен серый волк, серый волк, Нас у мамы целый полк, целый полк…»

О чём идёт речь в пьесе «Кто боится Вирджинии Вульф?», я понятия не имею, могу, конечно же, справиться в «Википедии», но не хочу, пусть всё останется в том же состоянии, как на далёкой конференции в South California University. Тогда я не знал о самой известной пьесе – пусть и сегодня не буду.

Стояла, я помню, жара, я лично праздновал мой триумф, в первый день конференции три из четырёх докладов профессоров-славистов были посвящены моей первой книге «Это я, Эдичка».

Мои коллеги, в частности тупица Довлатов, написали тонны, как им кажется, смешных глупостей о той конференции, забыв упомянуть только о главном: летом 1981 года в University of South California состоялась моя победа над коллегами-диссидентами. Наум Коржавин и даже Андрей Синявский профессоров не интересовали, все написали доклады о моей книге. Четвёртый доклад в первый день конференции был о Саше Соколове и его книгах (некоего профессора Джонсона).

Самый внимательный из «моих» профессоров Edward Jr. Brown впоследствии написал на back-cover первого издания моей книги It’s me, Eddie в издательстве Random House следующие строки:

«Из последних эмигрантов так называемой третьей волны поэт и романист Эдвард Лимонов и поэт Иосиф Бродский оба предлагают блестящие примеры одного и того же феномена… дав особенно сильные артистически свидетельства человеческого изгнания». Вы заметили, что, спарив меня с Бродским, Броун поставил меня даже впереди, так что все позднейшие плоские шуточки эмигрантов вроде карикатурного изображения Лимонова в футболке с надписью «Fuck me!» были такой детской местью, наказанием мне за мой успех.

На той конференции также сформировалась группа самых новых русских литераторов: ни советских писателей, ни диссидентов, куда вошли я, Саша Соколов и Алексей Цветков, как принято говорить сейчас «старший», потому что позднее появился «младший».

Стояло липкое лос-анжеловское лето. Как победителю мне, помню, досталась нахальная богатая американская студентка, рослая blonde, и она везла меня на своём спортивном красном автомобиле convertable впереди автобуса, в котором ехали нормальные писатели.

Я был нагл в то лето и теперь жалею, что был недостаточно нагл, все девки на той конференции могли быть мои.

Олби, конечно же, был в то время прославленнее всей нашей конференции, однако вёл себя скромно. Сидел где-то в конце стола и хотя и выступил, сказал что-то общее, не особо высовываясь.

Между тем лауреат тогда уже двух Пулитцеровских премий, он мог бы вести себя наглее и быть крупнее.

Я узнал о его смерти 17 сентября 2016 года. Умер он на Лонг-Айленде, потому что где ещё жить и умереть прославленному американскому драматургу, как не на Лонг-Айленде. Там у них стоят особняки, как у нас в Переделкино дачи. Хочу отметить, что американские писатели могут быть хулиганами в юности, но чтоб быть хулиганами в зрелости и старости, у них не хватает запалу. Тот же Норман Мейлер как здорово начинал, а кончил, как все, рыхлым обрубком широкой колбасы. Его первый роман «Нагие и мёртвые» о военных действиях США в Тихом океане против японцев, он в них участвовал, был размашистой, скорее протестной, революционной книгой, но Соединённые Штаты своих писателей отлично ухайдокивают. Умер Мейлер незаметно. И Эдвард Олби как-то умер боком, всеми забытый, незаметно.

Я помню, когда в 1977 году умер Элвис Пресли, так даже ЕГО смерть не особо была замечена. Костистый, квадратноплечий, статью напоминающий Сашу Соколова Олби мне скорее импонировал. Я уже тогда неплохо знал английский, нужно было мне тогда с ним пообщаться. Но я общался с устроительницей конференции Ольгой Матич, с Соколовым и Цветковым, и потому на Олби меня не хватило.

Если б хватило, может быть, знал бы сейчас, чем живут американские прославившиеся писатели, о чём грустно думают, что грустно переживают. У меня есть такая догадка, что в зрелости и старости американские литераторы очень несчастливы.

Отец Винни-Пуха

От Назарова помню его усы и массивные черты лица. С миром мультипликации меня связывала Настя Феденистова. Она работала на Лиховом переулке, что там была за мультипликационная контора, я не помню. Она работала в коллективе режиссёра Федора Хитрука.