Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)

Разговор заходил в опасный тупик, Темный Лорд был заметно напряжен и холоден, но Гермиона снова, подобно лучу утреннего солнца, озарением сквозь страх и решительную сосредоточенность непроизвольно ощутила этот приятный эффект «родства душ», и речь — несмотря на каламбур — шла вовсе не о буквальном значении этого фразеологизма. Мало с кем в своей жизни она могла поддержать диалог на уровне только что разыгранного косвенного цитирования, мало кто из ее собеседников отличался такой остротой ума, мало с кем действительно было настолько интересно. Ужасно противоестественный парадокс.

Волшебник, тем временем, смотрел на Гермиону как-то странно, будто ожидая от нее чего-то. Твердо решившая действовать без страха, она открыла рот, чтобы еще что-то сказать, однако Лорд, бесшумно, но глубоко втянув воздух змеиными ноздрями, поднял вдруг левую руку, прерывая ее на полуслове. На секунду Гермионе показалось, что он хочет прикоснуться к ней, подошедшей к нему так неожиданно и недопустимо близко, но она поняла, что, должно быть, ошиблась. Все его существо казалось теперь преисполненным такого величия и надменности, что захотелось немедленно опустить глаза, но Гермиона переборола сама себя, продолжая бесстрашно и прямо встречать его напряженный взгляд.

— Однако, уже поздно, — холодно и вкрадчиво произнес лорд Волдеморт спустя несколько бесконечных секунд. — Если больше у тебя нет никаких вопросов…

Стоп. Неужели он прогоняет ее?! Или это опять провокация?… Кроме того, кажется, он снова зол. Ну уж нет, Гермиона не могла этого допустить, она пообещала себе справиться и в своем намерении собиралась идти до конца. Не думая, не анализируя ситуацию, как обычно, на десять шагов вперед, как могла решительно и твердо, она отчеканила:

— Я хочу остаться.

В ту секунду Гермиона решила, что, если выживет и когда-нибудь выберется из этого кошмарного сна, то именно этот момент будет вспоминать всю оставшуюся жизнь и рассказывать о нем детям и внукам. Воистину, такое наглое заявление стоило сделать хотя бы только ради этого взгляда: несуществующие брови взлетели вверх, Темный Лорд был совершенно обескуражен, хоть и пришел в себя довольно быстро. Он ничего не ответил, и любому непосвященному было бы сложно даже предположить, какой была его настоящая реакция на ее заявление; слишком уж хорошо он владел собой. Только этот взгляд, заставляющий содрогаться, подсказывал Гермионе: она совершенно точно чем-то вывела его из себя. Но чем?! Одно было ясно и очевидно: лорд Волдеморт видел, что Гермиона не лжет. Нагайна, по всей видимости, тоже что-то почувствовала, потому что недовольно зашипела, разворачивая кольца. Темный волшебник, обернувшись к любимице, что-то мягко прошипел на парселтанге, и змея, успокоившись, вновь положила голову на изящный изгиб чешуйчатого тела.

Тишина была плотной, гнетущей и напряженной, а темнота добавляла происходящему сюрреализма. Он по-прежнему молчал, а Гермиона старалась дышать ровно, как и всегда пытаясь справиться с оцепенением, которое рождала в ней его убийственная непредсказуемость. Было чертовски не по себе. Темный Лорд реагировал совсем не так, как она ожидала (а чего она, собственно, ждала?!..), и Гермиона вдруг с тревогой осознала, что он сейчас может просто исчезнуть. Отвратительное чувство зарождающейся паники холодной дрожью прошлось по коже. Гермиона не знала, что делать, не знала, как его остановить, но понимала одно: нельзя дать ему уйти.

— По… подождите, — пролепетала она. — Я просто…

— Чего ты от меня хочешь? Ты искала Нагайну, и ты ее нашла. Можешь остаться здесь.

— Я искала не Нагайну, а вас.

Второе признание, сказанное почти шепотом. Гермиона мечтала не видеть этого колючего внимательного взгляда, сканирующего ее, видящего насквозь, мечтала в одночасье оказаться где-нибудь в другом месте, как можно дальше от этой комнаты, единственных четырех стен, что остались во всей Вселенной.

— Зачем же ты искала меня, Гермиона Грейнджер? — тихо. Почти нежно и ласкающе.

— Просто потому что хотела видеть, — ответила едва слышно за звуком собственного сердцебиения. Но ответ этот удивительным образом успокоил Гермиону Грейнджер по одной-единственной причине: она сказала чистую правду, признавшись в этом в первую очередь самой себе. — И подумала, что, может быть, вы…

— Я что? — перебил он ее тихо и холодно. — Уж не подумала ли ты, девчонка, что я тоже хотел бы видеть тебя?

Гермиона не успела ответить. Не успела даже подумать о том, как стоило бы ответить.

Плотину ледяного самоконтроля Темного Лорда неожиданно прорвало лавиной обезумевшей, сокрушительной ярости: она полыхнула пламенем в его глазах (почему, Мерлин?!), готовая — Гермиона видела это воочию — через несколько мгновений обернуться катастрофой.