Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)

Конечно, в какой-то момент она запаниковала. Невозможно было оставаться спокойной и просто ждать его возвращения. Запаниковала, но вовсе не потому, что страшилась наказания за участие в организации побега, нет. Возможно, сказывались усталость и нервное перенапряжение — в самом деле, слишком многое произошло за последние несколько суток и особенно за последние часы! — а может быть, слова Лорда — эти странные, невозможные слова — стали той самой последней каплей. Какими были ее перспективы? Что ждало ее здесь, в этом ужасном месте, кроме верной смерти или безумия? И как, Мерлин, как пойти на сделку с собственной памятью и совестью, как забыть то, что она только что испытала здесь, с ним?

А еще — и это, пожалуй, волновало больше прочего: что было бы, если бы неизвестный не отвлек его внимание, сообщив о побеге? Что было бы, если бы это произошло позже?…

Гермиона машинально прикоснулась к губам кончиками пальцев.

Насчет Темного Лорда она никогда не заблуждалась, слишком четко осознавая, что значит каждый его жест по отношению к ней. Запугать (периодически — вполне успешно), подчинить (не вполне). Добиться своего. Извлечь максимальную выгоду. Наказать за одному ему ведомые проступки. Все было предельно ясно, кроме этого. Это было слишком. Гермиона ведь видела его мысли, за секунду до того… Она видела их и не поверила, но, пропустив через себя, поняла, что все это — слишком. Чересчур для нее одной.

«Один человек не может столько всего чувствовать сразу — он разорвется». Образ Рона немедленно возник перед мысленным взором, и это моментально погрузило ее еще глубже в собственные переживания. И какого только черта она пообещала Нотту, что останется? Что изменилось бы, если бы она ушла вместе со всеми? Ведь это было чертовски логично — просто уйти! На кой черт нужен был этот отвлекающий маневр? Разве что только для того, чтобы свести ее с ума окончательно… И вправду, зачем?!

Невероятная ясность сознания вдруг отрезвила ее — будто кто-то дал хлесткую пощечину. Она вскочила на ноги слишком резко, так, что голова закружилась.

Оставалось только надеяться, что Джинни, Невилл и остальные теперь в безопасности.

Впоследствии Гермиона долго пыталась вспомнить, что именно подтолкнуло ее к этому решению — уйти. Вроде бы, она тогда вообще готова была выйти из мэнора, сбежать в ледяную осень, просто почувствовать это снова, убедиться, что она раз за разом готова наступать на одни и те же грабли, лишь бы доказать, что не сдастся. Ясность сознания и следующая за ней безысходность. Она же гриффиндорка, в конце концов! Пусть это было наивным, но она верила, что рано или поздно сможет найти выход, пусть даже неподвластные ей метафизические процессы заставляли ее желать иного и ненавидеть себя за это. Что бы там ни было, свой путь она помнила прекрасно: глянцевый паркет, бесконечные консольные столики и портреты, ковры-дорожки, коридор и — вот она, лестница. Где же все? Никого вокруг, где-то вдали, наверху, завывает ветер — видимо, забыли запечатать какое-нибудь очередное окно. «Все разрушается», — думала Гермиона, легко ступая по мозаичному полу одного из пролетов. — «Все разрушится». Мэнор стал абсолютным отражением нынешних хозяев. Широкие перила, блестящие ступени — прямиком к парадному выходу — еще несколько шагов до конца…

Гермиона всегда считала, что ее обошла стороной эта присущая ее друзьям дурацкая способность — притягивать неприятности. Теперь было очевидно, что это не так.

Кажется, она почувствовала что-то за секунду до случившегося, потому что обернулась на последней ступени: это настигло ее всполохом, коротким свистом и ударом, сбившим с ног — боли не было, почему-то не было совсем. Она упала навзничь, раскинув руки — мозаичный пол моментально обагрился, перепачкался чем-то красным, мокрым, липким и теплым. Дышать.

— Все из-за тебя, грязнокровная ты дрянь, я убью тебя, — премерзкий визг стоял в ушах, и это казалось почему-то самым неприятным из всего происходящего. — Повелитель считает, что это моя вина, но я точно знаю, что виновата ты, маленькая…

Свист разрезавшего воздух хлыста тоже был неприятным.

Второй удар пришелся куда-то в плечо или ниже. Теперь было обжигающе больно, а еще любимый бежевый свитер, кажется, безвозвратно испорчен. Она не видела Беллу (которая, очевидно, совсем обезумела от ненависти, потеряв попутно всякое чувство самосохранения), потому что по какой-то причине не могла поднять головы: волосы, отчего-то мокрые, стали слишком тяжелыми. Дышать, не забывать дышать. Даже закричать она не могла, позвать на помощь. Кого, Мерлин, кого ты собралась звать на помощь?!

Третьего удара она не помнила.

Неправильно, все неправильно, убить должен был только Темный Лорд, это было важным, именно от его руки… Так ведь было и с Гарри.

Лорд, должно быть, тоже все уже знает. Он даже рад был бы такому раскладу, все равно собирался это сделать.