Священная тайна Церкви

После молитвы и моего обращения к ним с кратким словом я предложил им самим высказаться, чем болит их душа, и почему они чуждаются нас, епископов православной церкви. Наша беседа длилась шесть часов. Я вынес убеждение, что они признают догматы Христовой Церкви. Я видел их слезы. Я понял, что душа их болит при мысли, что их считают неправославными. У них я также встретил благоговейное отношение к сану епископа. Я уверен, что иноки, от которых я только что приехал, скоро будут славить»единым сердцем и едиными усты»пречестное и великолепое имя Отца и Сына и Святаго Духа [1843].

7 мая, сразу по возвращении в Москву, епископ Модест представил Московской Синодальной конторе доклад, в котором указал, что,«именуя имя Божие и имя Иисусово Богом и Самим Богом», имяславцы»чужды как почитания имени Божия за сущность Его, так и почитания имени Божия отдельно от Самого Бога, как какое-то особое Божество, так и обожения самих букв и звуков и случайных мыслей о Боге» [1844]. На заседании, в ходе которого в общение с Церковью приняты еще двое имяславцев — монахи Иннокентий (Коковихин) и Нарцисс (Баканов), контора рассмотрела»Исповедание веры в Бога и во Имя Божие», поступившее от иеросхимонаха Антония (Булатовича), иеромонаха Варахии и монаха Манассии. Как явствует из донесения конторы Святейшему Синоду от 8 мая за № 1443, контора в ходе заседания 7 мая сочла»поступившие от сих иноков заявления, что они ныне якобы вынуждены отложиться от всякого духовного общения со Всероссийским Синодом и со всеми единомысленными с ним», плодом»недостаточного разумения ими своих деяний и намерений», постановив»прекратить судебное о них производство»(т. е. освободить их от суда) и поручить»архипастырскому попечению Преосвященного Модеста, епископа Верейского, с помещением их во вверенном ему, Преосвященному, монастыре» [1845].

Синодальная контора, кроме того, имела суждение и о других афонских иноках, не подлежавших ее суду. По решению конторы, все иноки должны были подать на имя своих епархиальных архиереев заявления о том,«что они веруют так, как верует Православная Церковь, и желают быть в повиновении церковной иерархии» [1846]. Ни о каком отречении от»имябожнической ереси»не было и речи.

Таким образом, Московская Синодальная контора, по сути, вынесла имяславцам оправдательный приговор: согласно донесению конторы от 8 мая, в исповедании имяславцев»содержатся данные к заключению, что у них нет оснований к отступлению ради учения об именах Божиих от Православной Церкви» [1847]. Узнав о таком компромиссном решении конторы, противники имяславцев в Синоде весьма возмутились.«А где же суд? Его не было, — записал в своем дневнике архиепископ Новгородский Арсений. — Синод, по обыкновению, посрамлен. Никон явился козлом отпущения, а Модест — козлом избавления» [1848]. Впоследствии епископ Василий (Зеленцов), автор подробного исследования об отношении высшей церковной власти к имяславцам, будет писать о том, что Синодальная контора сама вложила в имяславское исповедание православное содержание и оправдала имяславцев на основании собственной»стряпни», не стесняясь тем обстоятельством, что менее недели назад говорила о»лжеумствованиях»главарей движения [1849].

10 мая донесение Синодальной конторы обсуждалось на заседании Синода. Здесь, как и прежде, не было единодушия по данному вопросу. В результате обсуждения Синодом было принято Определение за № 4136 от 10–24 мая 1914 года, которое, как и донесения Синодальной конторы, носило весьма двусмысленный характер. Согласно этому Определению, часть иноков–имяславцев была поручена епископу Модесту»с помещением их в Московском Покровском монастыре и разрешением им рясоношения в монастырях»; об иеросхимонахе Антонии (Булатовиче) и архимандрите Давиде было постановлено иметь особое суждение [1850]. Преосвященному Модесту, кроме того, было поручено»приводить увещаемых иноков к сознанию, что учение имябож–ников, прописанное в сочинениях иеросхимонаха Антония (Булатовича) и его последователей [1851], осуждено Святейшим Патриархом и Синодом Константинопольской Церкви и Святейшим Синодом Церкви Российской и что, оказывая снисхождение к немощам заблуждающихся, Святейший Синод не изменяет прежнего своего суждения о самом заблуждении» [1852].

О том, в какой атмосфере принималось Определение Синода, мы узнаем опять же из дневников архиепископа Арсения (Стадницкого):