К вечеру на улицы Мелитополя выходит полиция, а горожане, наоборот, исчезают. Получается идеально чистый, молчащий город, красиво подсвеченный «люстрами» полицейских машин. Проверяют всех и вся — как говорят, около тысячи полицейских заехали в область из России. На мою машину с российскими номерами они смотрят с приветливым удивлением и машут: «Проезжай!»
Я спешу на встречу с молодоженами Викторией и Виталием. Их история ужасная и счастливая одновременно. Никакая пропаганда не смогла бы придумать такую историю прихода «Русского мира». Виктория и Виталий — жители Угледара. Улыбчивые, просто светятся радостью, Вика тискает глазастого Матвея — он все пытается вывернуться из рук мамы и рассмотреть меня как следует. Вика рассказывает:
— Я была на восьмом месяце беременности. Идут обстрелы. Подошла к украинским военным, попросила: «Пожалуйста, вывезите нас!». А они сказали: «Сдохнешь ты, сдохнет и твой ублюдок!» Мы выбрались из Угледара в соседнее село Новодонецкое, к родителям. Прятались две недели в подвале. От дома ничего не осталось, пепел. Потом зашли российские военные, постучали в подвал, открыли дверь. Мы сразу обратили внимание на российский шеврон. Военный спросил: «Вас тут сколько? Еда есть?» Говорю, нас тут шесть семей, еда осталась только для детей, а детей много, есть годовалые. И сама вот-вот рожу… Они принесли в подвал воду и еду, а нам с Виталием говорят: «У вас тридцать минут на сборы». Нас вывезли в госпиталь, а потом на вертолете — в Мелитополь. Нас женили, дали нам жилье. Вот так Россия стала нашей Родиной. Для нас сделали все, что возможно и невозможно. Вы не знаете, Угледар взяли?
Говорю, что пока — нет. Мой батальон «Восток» пока на позициях под их родным городом, ждет приказа о штурме. Вика и Виталий переглядываются и говорят хором:
— Мы хотим вам помочь!
Вика частит:
— Я знаю, вэсэушники говорили, где они будут прятаться от обстрелов, хвастались, что их там никакая бомба не возьмет, будут сидеть там до зимы! У вас есть блокнот?
Вика с Виталием рисуют план с ориентирами — дальнейшие подробности пока опущу. Но надеюсь, что эта информация пригодится батальону «Восток», который после мариупольских боев получил неофициальный статус «штурмовой».
Еду в свое временное жилище и вдруг вспоминаю, как чиновники, у которых я живу, говорили, что месяцами питаются армейскими пайками. Вся комната завалена пустыми упаковками. А с зарплатой… Не очень с зарплатой. Мне не жаловались, просто констатировали этот факт. Объедать хозяев не могу, ищу магазин в темнеющем городе. В первом встреченном супермаркете двери уже закрыты, но люди на кассах еще есть. Мыкаюсь перед дверями, как сосватанный, и молодой парнишка, разглядев мой полувоенный вид, дверь мне открывает. Спрашивает:
— Вы быстро?
Бросаю на бегу: «Три минуты». И врываюсь в торговый зал. Чтобы скрыть нищету ассортимента, полки заставлены вареньем и квасом. Большинство продуктов российские. Набираю в мешок сыра и колбасы местного производства. На кассе сюрприз — в Донецке за подобный набор продуктов я отдал бы тысячи 3, здесь — 1240 рублей. Разменной мелочи нет, сдачу дают бумажными гривнами.
Пареньку, запустившему меня в магазин, говорю с чувством:
— Спасибо, братик! Накормил!
Он отзывается удивительно тепло:
— Это вам спасибо!
Получилось такое полевое социсследование настроений. Походный ужин сервирую на зачитанном до дыр на изломах спецвыпуске «Комсомолки» для освобожденных территорий.
Член Главного совета военно-гражданской администрации Запорожской области Владимир Рогов хлопает ящиками столов, ворошит бумаги на подоконниках — ищет завалившиеся пакетики с растворимым кофе из армейских пайков. На всех кофе у нас не хватает. Я режу колбасу. Полукилограммовый батон «Докторской» мелитопольского производства — 120 рублей. Качество такое, что хоть в Москву увози. Стекла в нашей комнате заклеены газетами и картонками. Все стекла в этом доме заклеены, даже на лестницах, чтобы не выстрелили из «зеленки», раскинувшейся за нашей общагой. И это наводит меня на некоторые мысли. Спрашиваю Владимира:
— Как вы оцениваете настроения?
— Сдержанный оптимизм и надежда на изменения к лучшему. Люди устали и за восемь прошедших лет, и за последние месяцы. Они постоянно спрашивают и про референдум, и стоят в очередях, чтоб подать документы на российское гражданство.
— Мне говорили, что в 2014-м здесь люди были настроены более пророссийски. Как их Украина за прошедшие 8 лет обрабатывала?
— Методики тупые до безобразия. И безотказные. Насилие и запрет на все русское. Формально ты мог говорить на русском языке. Тебе даже вывеску на русском разрешали. Давались такие малые свободы, чтобы крышку не сорвало. Вместо знаменитых мелитополь-цев — генерала Судоплатова и путешественника Конюхова — вытаскивались упыри типа Дмитрия Донцова, создателя интегрального украинского национализма. Он, кстати, и заложил основы так называемого «политического украинства».