Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара

Просто командирам надо просчитывать обстановку на месте, а не в штабах. От нас же зависит, какую работу выполнят мобилизованные и куда мы выйдем в итоге. У меня план «А» — выходить не на границы республики, а на большую водную преграду. Остановиться там, где оптимальнее удерживать линию фронта.

«ДЕФИЦИТ ТОЧНОСТИ»

— Какое вооружение противника нам доставляет больше всего неприятностей?

— Все, что превосходит нас по дальности и точности. 155-й калибр, натовский, позволяет выбирать позиции на такой дистанции, где мы его не достаем. Управляемые по GPS (со спутников. — Авт.) «хаймерсы», при своей ограниченной фугасной мощности, имеют высокую точность. И наносят ощутимые удары. Практика показывает: если «хаймерсы» бьют по штабам или узлам связи в подвалах домов, они попадают в одну точку, раз за разом, пока не уничтожают укрытие.

— Точность, которой нам так не хватало на «Азовстали», когда мы пытались выбивать подземелья бомбами ФАБ-500…

— Именно. Одной мощности не всегда хватает. Хорошо, что число самих «хаймерсов» и зарядов к ним у украинских войск ограничено. Поэтому они применяют их избирательно.

А самое неприятное, что некоторые наши высокоточные снаряды управляются с помощью того же американского GPS. Сложно воевать с противником, у которого ключ от нашей победы. Не удивлюсь, если для нас они координаты цели смещают.

— Я старый турист, ходивший с GPS-трекерами, знаю, что там все смещено метров так на 15 от истинного положения. Чтобы исключить использование в военных целях.

— Вот и получается, что наше высокоточное оружие используется как площадное. Просто, когда оно разрабатывалось, системы ГЛОНАСС еще не было. Сейчас мы это пожинаем.

«РОССИЯ РАСКАЧИВАЕТСЯ ВСЯ»

— Знаю, что вы недавно ездили в Большую Россию. Почувствовали какие-то перемены в стране?

— В России активизировался «ответственный бизнес», который часть своих доходов направляет на развитие наукоемких производств.

— Например?

— Частное производство беспилотников. Причем акцент на длительность полета и автономность. Чтобы снизить воздействие противника. Наши операторы дронов, например, уже привыкли управлять ими вообще без GPS. Мозги у «птицы» дорабатываются. Значит, мы учимся противостоять. Сейчас уже пойдут в серию прототипы тех дронов, которые мы тестировали на фронте. Мы вплотную подошли к моменту, когда войска начнут наполняться технологичными вещами. Такими как «Аистенок» и «Соболятник» (переносные комплексы разведки. — Лет.). Они станут не диковинкой, а будут в войсках везде.

— Что они могут?

— Слышать противника, слышать вылетающие боеприпасы и определять точку, откуда открыт огонь. С точностью до 50 метров видеть место источника радиосигнала. Когда применение таких вещей станет повсеместным, можно будет сказать, что мы противника превзошли. Для этого сейчас в России раскачивается все. Даже забю-рокраченная военная машина.

— Часто слышу: «Нужно менять подход». А что это значит?

— Я говорил с изобретателем одного изделия, которым пользуется весь спецназ в России, но приобретает его за свои деньги (речь о прицелах. — Авт.). Почему? Изобретатель объяснил, что за год в это изделие вносит до 20 позитивных изменений. Слушает отзывы воюющих людей и вносит. А если его возьмут в госзаказ, ничего менять будет уже невозможно.

Несмотря на это, в России есть целая параллельная индустрия военного снаряжения. Или дорабатывающая изделия «народного хозяйства». Мы, например, с наших квадрокоптеров спокойно ставим мины.

— Я так понимаю, в армии еще не брались за такую задачу, как точечное минирование с дронов…

— А просто наше маленькое батальонное подразделение беспилотников живое и творческое, без бюрократических препятствий.

«РИСКИ И ФОРМАЛИЗМ»

— Военные структуры республик Донбасса скоро должны влиться в российскую армию. Что поменяется?

— Про «Восток» могу сказать, что, скорее всего, мы станем Росгвардией. В первую очередь поменяется снабжение, мы же были на подножном корму, особенно это касалось техники. У нас она была 60-х годов в лучшем случае. Думаю, нам заменят хотя бы наши изношенные автоматы, которые иногда «стреляют утюгами» («плюются» из-за износа ствола так, что видно вылетающую пулю. — Авт.). Офицеры получат легальное короткоствольное оружие, потому что с этим тоже большие проблемы. С кадрами, возможно, будут перемены. Потому что мы набирали тех, кто готов защищать Родину, невзирая на судимости в прошлом. Я говорил таким бойцам: «Это ваш шанс сделать так, чтобы потомки вами гордились». Помню, с зоны мы забирали людей, некоторым оставалось сидеть 2–3 месяца, но они все равно шли воевать. Война убирает формализм в отношениях.

Или с заболеваниями, с которыми врачебная комиссия просто не пустит бойца в Росгвардию.

Наши корпуса Народной милиции и так по факту приписаны к Минобороны. Сотрутся только формальные границы.

Но есть вопрос: восьмилетний стаж войны у многих наших бойцов, он будет как-то учитываться?

«МГНОВЕННЫЙ И БЕЗ ПОКАЗУХИ»