Это был, пожалуй, самый главный вопрос, который всех волновал. Благо у меня в Телеграме 180 тысяч подписчиков, а у Татарского — половина миллиона! Самый острый вопрос задали из середины зала, не светясь: «Как журналисту проинформировать общество и в то же время не «раскачать лодку»?» Ответ я подбирал минуту, и все шестьдесят секунд зал вибрировал, было ощущение, что я должен забить решающий мяч и сотни глаз ждут: смогу или облажаюсь? Я вспомнил лично отлитую в граните формулу, от которой почти что плакали от умиления матерые спецслужбисты и государственные деятели: «Хороший журналист знает и чувствует, где кончается сенсация и начинается измена Родине». Родиной и закончили эту встречу. Меня попросили дать ребятам какое-то мотивационное напутствие, чтобы оно могло сподвигнуть…
И я рассказал им про своего товарища Влада, ушедшего воевать в 2014 году. Бросившего в родной Полтаве все. Даже матери лишний раз не позвонить, ее потом в СБУ таскают. Влад был ранен тяжело во время боев под аэропортом, до группы инвалидности, но восемь лет, не отчаиваясь, ждал этой весны. Мы возвращались с ним из первых освобожденных кварталов Мариуполя, перепаханные увиденным, и я вдруг сказал Владу: «Братик, задумайся, какая у тебя теперь огромная страна! Ты за жизнь ее не объедешь!»
Влад потом признался, что обдумывал эту фразу больше недели, поражаясь, как очевидное может быть таким незаметным. Эту апокрифическую историю восприняли хорошо: половина молодежи, пришедшая на встречу, уже была в России — кто в Крыму, а кто и на Камчатке или в Пскове. Нас с Татарским уложили спать в детской игровой комнате — секта работала с детьми от трех лет. Стены ее были затянуты баннерами с библейскими сюжетами: тут и Иосиф с Девой Марией спасаются бегством от разбойников, а тут в Ноев ковчег грузят очаровательных зверюшек, и каждой твари по паре. Я кутался в любимое трофейное одеяло, добытое еще в первые дни боев за Мариуполь, и думал о том, какие еще тайны хранит это сектантское логово в своих недрах. И было бы неплохо собрать уцелевшие артефакты и устроить музей «странного пропшого». Потому что нужно помнить крепко-накрепко, что из нас пытались сделать. Чтобы это не повторилось через поколения.
Глава всей этой молодежной «движухи», крымчанин Антон Тицкий, министр молодежной политики, приехал в центр, когда еще толком не рассвело. Я второй день к нему приглядывался и сделал неожиданный вывод. У меня было счастливое пионерское детство, и в нем мне встречались педагоги от Бога. Прошло почти 40 лет, а я помню имена и лица четырех моих пионервожатых, я был бы счастлив их повстречать.
Антон Робертович являл собой их собирательный образ: за ним ходили по пятам, заглядывали в рот, ловя каждое слово, и, спотыкаясь от радости, убегали, чтобы выполнить какое-то поручение. У меня для министра был приготовлен непростой вопрос:
— Есть мнение, аргументированное, что молодежь с бывшей Украины для нас уж точно потеряна. Они выросли в состоянии «войны с москалями», Россия для них враг с детства. Чувствуется?
— Готов поспорить. Всю свою жизнь, кроме работы в правительстве РФ, я жил и работал в Севастополе. Для меня жители Украины — русские, родные. Я не считаю, что мы можем потерять своих родных. Разумеется, есть безнадежные категории. Гарас из Львова и Ивано-Франковска, так же как и его родители, никогда не был нашим. Была небольшая иллюзия, которую сформировал советский период, что он «свой». Но сельское население нескольких областей — Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской — никогда не были частью нашего русского мира или нашего культурного пространства. С моей точки зрения, они имеют мало общего с жителями Запорожья и многие даже не знают украинский литературный язык. То, на чем они говорят, — это практически переход в польский язык.
— А здесь как было?
— Тут детям в школе рассказывали про героя Бандеру, а дома им говорили о нашем общем прошлом и неделимости нашего народа. Молодежь, оказавшаяся волей случайности на территории чужого государства, росла в обмане. А потом они приезжают в Россию, и их там встречают как родных… Ну и Украина им все объясняет — бомбит Херсон, Мелитополь, устраивает теракты. Да, молодежь видит, как Украина относится к своим гражданам.
Мне не пришлось долго искать человека, который за несколько месяцев прошел цивилизационную ломку и все ему сделалось наоборот. Кристина Параскан, девушка со звонким командным голосом и татуировкой на шее «Не суетись — ЖИВИ», кажется, больше всех задавала вопросов на нашей лекции. Теперь пришло мое время спрашивать. Кристина несколько дней назад вернулась с волонтерами из Херсона, участвовала в эвакуации мирных жителей. Еще в марте она воспринимала происходящее совсем по-другому: