Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара

Но больше всего меня выморозили санкции против директора Музея Победы в Москве Александра Школьника. Это что значит? Австралия 3 сентября 1939 года объявила войну нацистской Германии, воевала почти на всех фронтах от Тихого океана до Европы. Все, приоритеты сменились?

Судя по санкциям, появившимся одновременно со сдачей боевиков на мариупольской «Азовстали», — да, сменились. Одно не могу понять, зачем далекой Австралии так явственно обозначать свое место в этой войне против совершенно фашистского государства под названием Украина? Жизнь на краю планеты, конечно, рождает какое-то ложное чувство защищенности и неуязвимости, но рикошеты в нашем мире непредсказуемы, и любой шанс промолчать лишний раз иногда бесценен. Австралия им не воспользовалась.

В мае 2014 года СБУ объявила меня в розыск как «участника незаконных вооруженных формирований», это высокая оценка моей журналистской деятельности, учитывая тот факт, что я не брал в руки оружие. Через пять лет мой розыск продлили, наверное, ищут до сих пор…

17 мая 2022 года НАЦИСТЫ НЕ ИЗВИНЯЛИСЬ, НЕ БОЯЛИСЬ, НО В ГЛАЗА НАМ СМОТРЕТЬ НЕ МОГЛИ

ВРАГ НА «АЗОВСТАЛИ» НАЧАЛ СДАВАТЬСЯ

Ранним утром 16 мая на позициях под стенами «Азовстали» началось шевеление. Из тоннеля под железнодорожными путями высунулся белый флаг, следом вылезли люди в чужой, темно-песчаной форме с синим скотчем на рукавах и амуниции. Вместе с «заводскими сидельцами» вылез мальчик Коля — на вид лет 15–16 — последний месяц он прожил на «Азовстали» практически на поверхности, в одной из заводских каптерок. Как можно догадаться, подросток свидетельствовал о доброй воле и готовности к диалогу. Этого диалога ждали давно. И наша переговорная группа, и сами «азовцы», как их прозвали ополченцы, — «ЧОП «Азовсталь».

Долгих четыре часа я просидел на позициях в каком-то размотанном в хлам административном заводском здании. Было очень тихо, и я впервые услышал, как орут жабы в реке Кальмиус: у них сейчас весенняя любовь. Мы ждали. Ждали, что вот-вот вся эта эпопея закончится и кто-то поедет домой, хоть на несколько дней на побывку, чтобы потом, если понадобится, продолжить сражаться дальше.

К часу дня рация заговорила внятно и строго: огонь не открывать, с 13.00 начнут работать саперы, вскрывать заминированный проход для сдающихся и разбирать завалы. Всем занять свои позиции, утроить бдительность, не допускать провокаций. Выход первой группы с ранеными в 15.00.

Время было обеденное, бойцы с сожалением отставляли или быстро доскребали банки с пайковыми мясорастительными консервами. Боец с позывным «Борзый» взял огнемет «Шмель» и, прилаживая его за спину, бормотал: «От этих всего можно ждать. Позиции разминируют, наши огневые точки срисуют и как пойдут на прорыв…» Место для выхода сдающихся и выноса раненых было выбрано с умом — узкий проход под путями, вдоль насыпи по такому же узкому коридору между зданиями. Под полным присмотром Борзого…

ШАШЛЫК НА «АЗОВСТАЛИ»

Проход для сдачи в плен оказался нерукотворным — между путей попала бомба, выбросила несколько тонн земли. Эту дыру украинские боевики закидали ржавым, гнутым железом и заминировали чуть ли не в три слоя. Сейчас эти же люди в чужой форме быстро и сноровисто разбирали завал лопатами, а разобрав, двинулись между насыпью и нашим зданием. Наш боец, присевший возле бойницы, выцеливал врагов — до них было метров десять. «Азовцы» шли, иногда останавливались и приседали над какими-то темно-зелеными ящичками, присыпанными пылью. Это были самодельные мины из патронных цинков, набитые пластитом. Расчет на то, что танкисты не обратят внимания на привычный военный мусор — пустой патронный цинк. Но некоторые мины были соединены проводами — их «азовские» саперы без колебаний резали. И все это происходило в полной тишине.

Кто-то из наших выкрикнул: «Что, соколики, навоевались? А ну, скажи, как “паляница” правильно?» Но острослова никто не поддержал, задорный крик завял в тишине. Чужие все были с оружием, правда, автоматы закинуты за спину, пистолеты в застегнутых кобурах. «Азовцы» дошли до выхода из двора и в какой-то растерянности остановились. Перед ними раскинулась восхитительная в своей зелени и ширине пойма реки. А с другой стороны Набережного проспекта притулился ресторанчик «Сармат». Вышедшие с завода были без преувеличений потрясены видом. Кто-то из чужаков выдохнул: «Эх, сейчас бы шашлычка!» И я, глядя на эту давно закрытую из-за войны кафешку, подумал о том же самом…

ЧЕРТА МИЛОСЕРДИЯ