В середине мая, когда началась массовая сдача в плен «азовсталь-ских сидельцев», на полевой базе «Востока» начались движения — стало меньше машин, техники, бойцов. Батальон приготовился к новым задачам. Я встретил Александра Ходаковского, и первое, что спросил:
— Все, первый этап войны завершен? Что мы поняли за эти месяцы?
— Поняли, что мы можем их бить, можем выполнять все боевые задачи, которые перед собой ставим. У нас случился психологический перелом.
— Как сейчас выглядят наши линии фронта в республиках?
— В ЛНР ребята продвинулись даже дальше за свои административные границы, в ДНР все в состоянии развития. При этом у нас линия боевого соприкосновения уходит дальше: Бердянск, Мелитополь, Херсон. Мариуполь был таким проблемным пятном внутри наших территорий. Накопленный в Мариуполе ресурс врага не мог у нас не вызывать опасений.
— Противник мог отсюда контратаковать?
— Да, и такие попытки были, 28 единиц бронетехники.
А наша линия окружения города в начале была просто пунктирной, могли ожидать всего. Да вот смотри. Только на участке нашего батальона с «Азовстали» вышло больше тысячи боевиков, вышли своими ногами, то есть вполне боеспособные. А всех, блокирующих «Азовсталь», сейчас едва ли больше двух тысяч наберется…
— Когда я был на передке (на передовой) и сообщили, что сейчас начнется выход в плен, наши ребята на позициях были в реальном беспокойстве! Ждали прорыва!
— Да, но «азовцы» не смогли распорядиться превосходством в ресурсах, живой силе. Не хватило у них грамотности и дерзости. Они могли пройтись у нас по тылам, как бригада Ковпака! Но мы в итоге решили задачу, которой в новейшей военной истории еще не было. На «Азовстали» они могли бы обороняться еще долгие месяцы. Мы же опрашивали рабочих и знали, что там за система бомбоубежищ, ходы и коммуникации, по которым даже технику можно перемещать. Но мы вынудили их сдаться и получили уникальный опыт войны в таких условиях.
— Какой?
— Мы можем побеждать превосходящие силы противника и делать это с минимальными потерями. Научились.
По словам Ходаковского, опыт получали не только те, кто штурмовал город.
— После взятия Мариуполя изменения произошли и на других участках фронта, это заметно. Это чувствуется.
— Какие изменения?
— После отрезвления от первых боев произошло приспособление к новым реалиям и условиям войны. Есть же такое выражение Ленина: «Учиться военному делу настоящим образом». Вот и у нас такая учеба. Мы миновали этап, когда пытались заходить на территорию противника колоннами. Занимались штурмовщиной… — Командир «Востока» подбирает слова поприличнее: — Толкали некоторые подразделения на необдуманные шаги… Сейчас все стало спокойнее, нет хаоса первого военного месяца. Потери нас научили, потери техники, бойцов. Мы вошли в «режим войны» и, думаю, будем ломать противника в независимости от того, какую он помощь получает с Запада.
— Украинцы, например, искренне верят, что Запад поможет им победить.
— Нет. Но он может осложнить нашу победу.
— Выводы делаются?
— Да, мы же сейчас сами, по сути, военно-испытательная лаборатория. На нас уже выходят производители и говорят: давайте обсудим создание и применение дронов другого уровня.
— Каких, если не секрет? Что интересует?
— Поражение беспилотниками единичных, но очень важных целей. Работа дронов в группе, роем с помощью нейросети. Все, кто занимается разработкой военного оборудования и снаряжения, все включились. Даже отношение российского бизнеса к этой теме изменилось. Мы поняли, в чем и где мы отстаем, и готовимся к будущим войнам. Нет, не с Украиной.
— Мы говорим о технике, а люди, как они себя проявили? Простые солдаты, спецназ?
— Уже можно сделать неожиданный вывод — воюет все-таки армия, не спецназ. Спецназ выполняет важные, но какие-то отдельные задачи. Спецназовец — очень дорогой солдат и по экипировке, и по подготовке. Но военный результат дает армия в большинстве случаев. Если спецназ использовать вместо солдат, он заканчивается очень быстро. Конечно, в противостоянии автомат против автомата обученный боец с рефлексами победит. Но вот против боеприпаса, выпущенного с закрытых позиций, у него иммунитета нет.
— Я понимаю, к чему вы клоните. В последние годы спецназ считался «нашим всем»…