У меня главная радость — Палыч показал мне СМС от жены про то, что у них все хорошо, очень меня любят и ждут. Успокоился. Вернулся с позиций. Пришлось выгонять собаку с моего места. Белый пес, которого считали лабрадором, оказался ротвейлером, сейчас он не белый, весь в грязи и мазуте. Не знаю, чем он питается, самим есть нечего, но не уходит.
Хлопцы с Ковалем вернулись, рассказали, что был сильный минометный обстрел, ранило одного, немножко зацепило и Коваля. Ситуация острая. Все укрытия разобраны обстрелами из танков и БТР.
Новостей никаких, эвакуации нет. Неизвестность напрягает. Нужно держаться, но надежд нет. Продукты еще есть, но по минимуму.
Перспектива, что выберусь отсюда, все более невозможная. Все понятнее, что мы становимся какой-то разменной монетой. Возможно, это тот кусок, которым удовлетворится Россия и остановит военные действия в Украине, взяв «Азовсталь» и «азовцев». Мы просто пойдем на бойню или в унизительный плен, потому что похоже, что про нас забыли. Сегодня Олег Кодолба немного смотрел Интернет, там про Мариуполь сообщения от Зеленского: он говорил, что не проходит дня, чтобы он не думал про эвакуацию. Но это только пустые слова.
Было бы неплохо отмыться от грязи, потому что тут только салфетки (точнее — медицинские маски вместо салфеток), а воды вообще очень мало.
Сны какие-то рваные — топот, взрывы, постоянно шум подразделений, которые ночью проходят практически по головам туда-сюда. Мысли только про дом, вкусную еду, курево.
В 7-й роте пообещали перемирие. По возвращении взводного и группы Арчи осталось ждать завершения обстрелов и задуманной вылазки к «магазину 10» (склад с продуктами). Вышли туда двумя группами (в нашей было 20 человек), но без брони. Это было хорошо, потому что пока дошли (почти 3 км), запарился. Произошла экскурсия по руинам завода. Впечатляет масштаб разрушений, величие разбитого гиганта, все раскурочено. Чтобы добывать еду, нужно разбирать завалы бетона и кирпича, под всем этим находить то, что не успели вынести до нас. Этот «магазин» разбирают уже больше недели. Вытягивают мешки с крупами и горохом, где-то нашлась и тушенка…
Но всех больше заинтересовал полусгоревший рефрижератор. Мясо в нем сгорело, но сохранились масло, сыр, колбаса и мороженая рыба. Не передать словами эту вонь — от гнилой рыбы, которую нужно раскопать, потому что внизу колбаса в вакуумных упаковках. А еще растаявшее масло. Тошнило, но что делать. Собирали все, что еще можно есть. На базе пришлось избавиться от формы и долго отмываться, но все равно — все пропиталось тухлятиной.
Ростик мне сообщил, что послезавтра должен идти на дежурство с Колякой, потому что тот выпадает из коллектива. Во всем виновата «растамания», которая расцвела буйным цветом на позициях морпехов и других. «Травка» стала ходовым товаром, разменной монетой.
На пользу службе это, конечно, не идет. Наша молодежь делает на этом для взвода гешефт — наменяли продуктов. Молодцы.
Второй день повара стараются максимально использовать колбасу, что мы принесли (две трети из принесенного все равно выкинули — непригодно). Жарят и добавляют всюду. Вспоминается шевченковское «за кусок гнилой колбасы».
Живем по минимуму и мелочами. Чего-чего, а боевые задачи, которые нужны государству, мы тут уже точно не выполняем, просто сидим в осаде.
У нас частые гости морпехи из 36-й бригады. Те, которых бросил на произвол судьбы комбриг. Часто говорим об «азовцах», про ихнее начальство — сидят в тепле, чистые и сытые, они управляют действиями военных с планшетов. При этом своих берегут. Ко всем другим бойцам относятся как к пушечному мясу, считают никчемными и неудачниками. Конечно, боевой дух это никак не поднимает, а про военное братство и речи не идет. Открытого противостояния нет, но все понимают, что именно присутствие «Азова» — проблема, что мешает решить вопрос нашего пребывания тут без смерти или плена.
Николай Голубов принес какие-то зловещие слухи про договоренность Зеленского о сдаче ДНР и ЛНР в границах областей. На мой резонный вопрос — как можно отдать подконтрольные нам территории, — начал меня убеждать, что весь Донбасс уже оккупирован. Не верю и не хочу с дураками этими ругаться.
Люди говорят, что я похудел лицом. Это хорошо, может, посвежеет взгляд, а то как вспомню последнюю фотографию на паспорт — и смех, и слезы.