Священная война

Некуда девать деньги? Купи свиток Ультимы, портал на фронтир и… Бум! Сагренные мобы, попавшие в сжимающееся пространство пятиметрового радиуса, взрываются фонтаном крови, и то, чего обычные неудачники добиваются годами прокачки, ты получаешь за три секунды действия когда-то считавшегося мощнейшим заклинания. И все удовольствие за какие-то четыре миллиона фениксов (ну хорошо, может, на это уйдет и пять). Правда, желательно повторить, и не раз, чтобы результат был ощутимым.

Ее звали Айлин Воутерс, и этот день обещал стать самым грандиозным в ее жизни.

В дверь рабочего кабинета постучали, в проеме появилась голова Джейд, пресс-секретаря клана «Вдоводелы». Айлин кивнула, разрешая двадцатидвухлетней девушке зайти. Не доходя до зоны отдыха, где находилась лидерша клана, та остановилась и доложила:

— Журналисты собрались, мисс Воутерс. Прибыл даже Кларк Кац.

Айлин, оторванная от размышлений, недовольно взглянула на часы. Убедилась, что до начала есть еще десять минут, и придавила девушку взглядом. Джейд отвела глаза. «Съежилась», — удовлетворенно подумала Айлин.

— Это главный редактор «Дисгардиум Дейли», — пояснила визитерша.

— Я знаю, кто такой Кац. Надеюсь, он не взял с собой того старого упыря… как его там?

— Иен Митчелл? Мы его не приглашали, но, если появится, не пустить его мы не можем. Вы же понимаете, что он…

— Понимаю! — повысила голос глава «Вдоводелов». — Что-то еще?

Джейд вспыхнула, покачала головой и принялась нервно теребить юбку. Айлин почувствовала раздражение — девушка ей не нравилась, слишком уж… совершенная. Идеальная фигура, прекрасное породистое лицо, да и работу свою выполняет безупречно. Популярность Джейд среди фанатского ядра клана была чуть ли не выше, чем у самой лидерши. Это бесило, но на кандидатуре девушки настояла Вивиан Галлахер, а с этой стервой приходилось считаться.

— Ладно, выйди. Мне нужна минутка — хочу собраться с мыслями.

Джейд послушно выскочила за порог, аккуратно прикрыв за собой створку. Айлин не нравилось, когда дверьми хлопают, и это знали все. Особенно, пресс-секретарь.

Айлин подошла к окну, из которого можно было рассмотреть весь Брюссель. Ей хотелось растянуть эти мгновения до триумфа, посмаковать, особенно учитывая, как долго она к этому шла.

С юных лет Айлин жила одобрением окружающих. Сначала «Умница, дочка!» от отца за собранный паззл и «Ты же моя помощница!» от матери за вымытую чашку, потом звездочки и пластиковые медали в детском саду за хорошее поведение, за лучше всех выполненное упражнение, за выученное стихотворение. Похвалы родителей и учителей она считала лучшей наградой, это придавало ей сил, окрыляло, делало счастливой.

В школе ставки повысились, а Айлин познакомилась с градацией успеха. Теперь самым ценным для нее были не слова одобрения, которые вскоре забудутся. Наиболее важным отныне стали школьные баллы — то, что не исчезнет со временем, что сохранится на всю жизнь, а со временем позволит перейти на новый уровень. Чем лучше успеваемость, тем больше шансов на лучшую гражданскую категорию, все просто и понятно.

Ее называли «заучкой» и тихо ненавидели… Она крепилась и продолжала улыбаться, по крайней мере, на людях. Тогда же поняла, что девочки намного более жестоки, чем мальчики, которые просто не обращали на нее внимания. Одноклассницы же… Они могли превзойти ее во всем, но не в учебе, а потому старались стереть с ее лица счастливую улыбку после очередных тестов со стопроцентным результатом. Им это не удавалось, а оттого травля только нарастала.

Она была сильной. Иногда (часто) в школе ей хотелось заплакать, но Айлин берегла слезы, внутренне усмехаясь про себя, представляя, как разбогатеет и накажет обидчиков. Имя каждого она записывала в черную тетрадь и жалела только о том, что слишком поздно начала это делать — в старших классах. И все равно невыплаканные слезы излились в ту тетрадь до последней капли, и к двадцатипятилетию страницы были заполнены. Туда вошли все неудачники (ей нравилось думать о них так), не понимавшие, с кем имеют дело: одноклассники, учителя, сокурсники из местного колледжа и университета, коллеги, все идиоты-бывшие, чьи имена ей даже писать было противно, завистливые соседи. Все они ждали своего часа.

Айлин понимала, что некоторые проступки этих глупцов (еще одно приятное словечко для обозначения неудачников) несоразмерны задуманной каре, но не собиралась делать скидок. Тем более, ей никак не удавалось приблизиться к возможности наказать обидчиков — ее академическая успеваемость и прекрасные оценки производили впечатление, но, как оказалось, в реальном мире этого мало. Исследования Айлин в области общественных иерархий современного времени не произвели фурора, а звание доктора философии[1] прибавило лишь один уровень к гражданской категории. «Тема интересная, но малозначимая», — четыре слова какого-то надутого индюка с положением поставили крест на нескольких годах кропотливой работы и планах на жизнь в целом.