Поп» день прошёл в подготовке к ночному наступлению. Всё делалось быстро, без задержек и с удивительной готовностью. Казалось, лихорадочная жажда деятельности охватила всех. Уже через два часа Сабурову позвонил начальник штаба дивизии и сказал, что тридцать человек собраны. Артиллеристы с разных участков дали три пушки для того, чтобы после взятия дома сразу же, ночью, вкатить их туда. Петя в углу блиндажа возился с автоматами — своим, Сабурова и Масленникова, так тщательно прочищая и смазывая их, как будто от этого зависела судьба операции. Он даже вытащил из угла порванную холщовую сумку Сабурова для гранат и тщательно заштопал её. Той строжайшей тайны, которой требуют военные уставы во время подготовки к операции, на этот раз в батальоне соблюдено не было. Напротив, каждый знал, что ночью готовится захват дома, и радовался этому, хотя кому-то из них, наверно, предстояло именно в эту ночь сложить свою голову.
И далёкая непрекращавшаяся канонада, говорившая, что наступление продолжается, и эта неожиданная идея захвата дома после долгого стояния в обороне — всё, вместе взятое, заставляло не думать о смерти или, точнее, думать о ней меньше, чем обычно.
Под вечер в батальон явился Ремизов. Он сказал, что его люди и люди Проценко уже готовы и ждут. Они вчетвером — Ванин, Масленников, Сабуров и Ремизов — наскоро закусили, не особенно сытно, потому что Петя, занятый чисткой автоматов, на этот раз сплоховал, и договорились о распределении обязанностей. Ванин должен был остаться в батальоне. Кстати сказать, он только что вернулся из роты. Весь день на позициях продолжалась обычная стрельба, и немцы даже переходили два раза в небольшие атаки. Словом, всё шло так, как будто на севере не было этой всё перевернувшей в сознании людей канонады. Теперь Ванину предстояло дежурить ночь в штабе батальона, кого-то одного всё-таки следовало оставить здесь. Он согласился, хотя Сабуров видел по его лицу, что он недоволен и с трудом сдерживается. Зато Масленников, был в отличном настроении. Ему предстояло идти вместе с Сабуровым и Ремизовым в дом к Конюкову.
Сразу же, как стемнело, Сабуров вместе с первой партией бойцов и Масленниковым благополучно перебрался в дом Конюкова.
— Товарищ капитан, разрешите спросить? — Этими словами Конюков встретил Сабурова.
— Ну?
— Канонадой этой, стало быть, наши немцев в круг берут?
— Стало быть, да.
— Вот я так и объяснил, — сказал Конюков. — А то они меня все спрашивают: «Товарищ лейтенант (они меня все лейтенантом зовут, поскольку я начальник гарнизона), товарищ лейтенант, это наши наступают?» Я говорю: «Определённо наступают».
— Определённо наступают, Конюков, — подтвердил Сабуров. — И мы с тобой будем сегодня наступать.
Потом он передал Конюкову, что Проценко наградил его медалью, на что Конюков, вытянувшись, сказал:
— Рад стараться!
Конюковцы вместе с прибывшими бойцами тихо, перенося в руках по одному кирпичу, расчищали проходы, через которые должны были выползти из дома штурмовые группы. По ходу сообщения понемногу подносили тол, гранаты, потом притащили несколько противотанковых ружей и два батальонных миномёта.
Когда Сабуров, оставив Масленникова распоряжаться дальше, вернулся к себе на командный пункт, он нашёл там молоденького лейтенанта, командира батареи, доложившего, что три его орудия уже находятся здесь. Лейтенант просил распоряжений о том, как их подкатывать дальше.
— Кое-где и на руках придётся перенести, — сказал Сабуров.
— На руках перенесём, — ответил лейтенант с той особенной готовностью, которая была сегодня у всех. — Мы хоть всю дорогу можем на руках.
— Нет, всю дорогу не надо. Но если зашумите и если даже немцы вам за это голову не снимут, так я сниму.
— Не зашумим, товарищ капитан!
Сабуров дал ему в провожатые Петю, уже три раза ходившего к Конюкову.
Была полночь, когда Сабуров, собрав в доме своих и ремизовских людей, встретил последнюю партию — тридцать человек, пришедших от Проценко, и, разделив их на мелкие группы, стал переправлять в дом Конюкова. Наконец он снова пошёл туда сам вместе с Ремизовым.
В подвале, под цементными плитами, бойцы устроили курилку и по очереди, тесно усаживаясь на корточки, как куры на насест, курили. Когда не хватало табаку, они втроём или вчетвером затягивались по очереди одной и той же цигаркой. Сабуров вытащил кисет и раздал весь остававшийся у него, превратившийся в крошку табак. Самому ему курить не хотелось. Он всё время мучительно старался вспомнить, не забыто ли что-нибудь и всё ли сделано.
Связисты протянули от дома Конюкова до командного пункта Сабурова провод; днём немцы увидели бы и порвали его, но ночью он мог сослужить свою службу. По этому проводу Сабуров связался с Проценко.
— Откуда говоришь? — спросил Проценко.
— Из дома Конюкова.
— Молодцы. А я как раз хотел сказать, чтоб протянули. Ну, как?
— Последние приготовления, товарищ генерал.
— Хорошо. Через полчаса можете начать?
— Можем.
— Значит, в ноль тридцать. Хорошо.