Там под кручей у берега Волги нашли боеприпасы и снова закрепились. Здесь, на этой круче, — Очкин показал мне на карте участок за Нижним Посёлком тракторного завода, — здесь мы оборонялись до 22 октября.
В ту пору Алексею Яковлевичу Очкину было всего лишь 18 лет. Он родился на Смоленщине в деревне Латынино. Началась война, Алексей, прибавивший себе два года, поступил в артиллерийское училище и через шесть месяцев уехал на фронт. В дни боёв за Дон он командовал огневым взводом противотанковых орудий. На его счету восемь подбитых танков. Проворный, смекалистый, он скоро завоевал доверие своих боевых товарищей, стал командовать батареей. В дни боёв на последнем рубеже обороны тракторного завода, на круче лейтенант Алексей Очкин возглавил группу, в которую входили автоматчики, миномётчики, сапёры и бронебойщики.
На самой кромке крутого берега закрепились 57 человек — всё, что осталось от 112-й дивизии. К ним вскоре присоединились пять бойцов, которых привёл Степан Кухта из группы Филимонова.
— Нас было меньше роты, а их, немцев, не меньше полка плюс танки, артиллерия, авиация. Но мы решили стоять здесь насмерть, — продолжал рассказывать Алексей Очкин. — На правом фланге со станковым пулемётом занял оборону И. А. Пивоваров — он же бронебойщик. Пивоваров самый старший, ему около пятидесяти, участник обороны Царицына. Я назначил его замполитом. Коммунист Степан Кухта остался за парторга, отличный пулемётчик ещё с времён гражданской войны, возглавил бронебойщиков, автоматчиков и ручных пулемётчиков в центре обороны. Внизу у самой воды установили два миномёта, у одного вместо плиты под пятку подкладывали камень. Миномётчиков возглавил начальник штаба Вася Шутов. Он по ночам выставлял внизу автоматчиков, чтобы по песчаной косе нас не обошли. Едва успели закрепиться, свить гнёзда на круче, оборудовать ячейки, как немцы обрушили на нас огонь артиллерии, затем бомбёжка. Много снарядов и бомб они потратили, но впустую. То перелёт, то недолёт. Тонкую ниточку наших ячеек трудно было взять на прицел. Попробуй, попади в самую кромку обрыва. Но когда они пустили против нас около двух батальонов пехоты с танками, то через два дня у нас осталось только семнадцать боеспособных воинов, один пулемёт, десяток автоматов и два противотанковых ружья. Продуктов нет, боеприпасы на исходе.
Мы валились с ног от усталости, кружилась голова от голода и вдруг докладывают:
— Товарищ комдив (это в шутку меня так называют), обнаружили рядом склад провианта. Интендант караулит бочки и ничего не даёт.
— Как это не даёт?
— Строчит из автомата, товарищ лейтенант, никого близко не подпускает.
Пошёл туда сам. Спустился с кручи. Прошли в сторону Мечетки. На бочках лежит старик — интендант с автоматом. Контуженный, он ничего не соображал. Нам пришлось силой забрать продукты. В бочках оказалась солонина. Обнаружили ещё килограмм двадцать конфет «Раковая шейка». Хлеба ни крошки! Целое богатство отдали бы мы тогда за какой-нибудь завалящий сухарь.
На седьмой день нас осталось девять. Бронебойщики уничтожили шесть танков (всего перед кручей было подбито и сожжено одиннадцать бронированных машин врага). Когда на боевых позициях нас осталось шестеро — я, Бася Шутов, Степан Кухта, Коля Сергиенко, Коля Смородин и Черношейкин (имя последнего не помню) — и человек двадцать раненых под кручей, немцы пустили против нас сапёрно-штурмовой батальон с тяжёлыми танками. В том бою со мной случилась беда...
Алексей Очкин горестно поморщился, в его умных глазах появилась тоска: он сожалел, что не может рассказать об исходе последнего боя на круче. Пуля пробила ему голову, крупный осколок раздробил бедро, другой пробил комсомольский билет на груди, но в кармане под билетом лежала полированная стальная плашка — зеркальце немецкого танка, оно не пустило осколок в сердце.
Когда я глядел на пробитый комсомольский билет Алексея Очкина, перед моими глазами встали развалины тракторного завода на крутом берегу Волги. Казалось, никто и ничто не поднимет из руин завод, не вернёт жизнь воину-герою Алексею Очкину. Но прошло почти четверть века с той поры. Работает на полную мощь тракторный, жив и доблестно трудится Алексей Очкин.
Из рассказов двух участников обороны завода совершенно неожиданно открылась ещё одна страница героизма советских воинов, оборонявших волжскую твердыню.
Дёрр[35]
так описывает наступление на тракторный завод: