Священник Глеб Якунин. Нелегкий путь правдоискателя

Его повседневная жизнь внешне мало чем отличалась от жизни миллионов советских людей. В начале 70-х годов в одном из писем своей прихожанке, уехавшей на Запад, он не без юмора описывает свой обычный день: «…Встал он, болезный, рано утром, в пять, когда еще полумрак среди деревьев, и зашагал по тропке к поезду. А в блаженно пустой электричке дочитывал правило, молился по четкам и изучал кое-что, касающееся «дней древних». А потом дорога к храму, и солнце, восходящее над полями и лесом. А потом полумрак и тишина и исповедь полтора часа: печали, грехи, сомнения, трудности житейские и внутренние. Все может отнять лишь божественный огонь литургии, который расплавляет земную кору. Два-три слова в конце о празднуемой святой (Марии Магдалине), затем требы: панихида, молебны, крестины. Не успел покрестить, как везут покойника. Вокруг гроба вся семья: похожие и разные. Унесли гроб, робко приходит пожилая чета: хотят повенчаться на склоне дней. «Очень хорошо!» – отвечает им и, пропуская неуместные слова (о чадах и прочем), совершает таинство, напоминая им о том, что теперь на них благословение Божие, хотя они и всегда были мужем и женой. Потом чужие заботы, проблемы, и прочее. А время идет, и уже вторая половина дня. Дорогу обратно по традиции нужно использовать для закупки корма. И блаженное возвращение в сад. Пока еще не холодно, садится бедный кюре за стол и вновь погружается в «дни древние», во времена Хасмонеев и Иродов. А потом – проверять английский у сына, пилить дрова, поглядывая за забор, в даль, где виднеются золотые купола Лавры. Преподобный всегда с нами. Потом все за стол, а перед сном, если есть что хорошее, смотрят все телевизор или читают. Правда, далеко не всегда бывают дни такие безмятежные. Бывают и черные, бывает и трудно. Но мы же должны благодарить за каждый день, отпущенный нам. Вот я и благодарю, описывая его Вам, благо Вы любите лирику…»³¹ Сегодня даже трудно постичь, что священник должен был пилить дрова, чтобы истопить печь. А дом был достаточно велик. Топили углем, чтобы подольше сохранить тепло. Поэтому в повседневный список забот входила закупка дров и угля. Их нужно было не только купить, но привезти, разгрузить и перевезти поближе к печи. Лишь в начале 80-х годов их дом был подключен к магистральному отоплению. И этот сам по себе обыденный факт высвободил для отца Александра массу дополнительного времени.

Спустя десять лет после этого письма я задал ему тот же самый вопрос – как проходит его обычный день. Это было в 1983 году, когда начались «андроповские» гонения на Церковь, но он уже был свободен от множества забот, связанных с отоплением: «Обычно я сажусь за работу в девять утра, а до этого – все необходимое, включая молитвенное правило и прочее. Пишу до первого часу, а потом занимаюсь домашними делами (или в саду). В два часа обедаю. После обеда – уборка, просмотр журналов, художественной литературы, отвечаю на письма (их довольно много: в среднем пять-семь в день). С пяти до шести или позже – в саду или в доме. До семи часов – редактура своего и чужого, слайды, сценарии и прочее. В семь часов ужин. Потом – отдых в виде чтения или ТВ. Ложиться стараюсь не позже десяти-одиннадцати часов. Когда служу, то возвращаюсь по-разному. Обычно после пяти часов. И тогда расписание идет обычным ходом. Издавна имею привычку читать Священное Писание и Отцов на сон грядущий. Утром читаю два правила: одно дома, а второе – по пути. В праздничные дни, если возможно, во второй половине дня – «размышления» над текстом Священного Писания или на основе духовных книг. Прежде систематически ездил в Москву и принимал дома людей. Но уже больше десяти лет уезжаю в Москву мало и дома живу отшельником (из-за обилия народа в церкви)»³².