Священные камни Европы

Итак, заключив союз с Церковью, Бонапарт пошел против значительной части своих маршалов, что для военной диктатуры весьма небезопасно, но он на это пошел. И в целом в обществе сопротивление Конкордату было значительным: атеисты, республиканцы, часть интеллигенции выступали против. Позднее Наполеон вспоминал: "Я взвесил всю важность религии, я был убежден в необходимости восстановить ее и твердо решил сделать это. Вряд ли стоит недооценивать сопротивление, которое я должен был преодолеть, восстанавливая католицизм. За мной более охотно последовали бы в том случае, если бы я поднял флаг протестантизма. Сопротивление заходило настолько далеко, что в Государственном Совете, в котором мне стоило больших трудов добиться принятия Конкордата, несколько членов Совета уступили только потому, что были намерены устраниться. "Пусть! – говорили они друг другу – мы станем протестантами, и это будет нас мало трогать". Общее положение в тот момент было явно в пользу протестантизма. Но помимо моей истинной приверженности к той религии, в которой я был рожден, у меня были весьма важные мотивы, оказавшие решающее влияние на мое решение… С помощью католицизма, я более эффективно добивался своих целей…"

Итак, у Наполеона был еще один выбор – в пользу протестантов, старых добрых гугенотов, которые к тому же в чем-то были близки Наполеону. Стендаль писал: "Наполеон всегда придерживался широчайшей терпимости по отношению к французским протестантам… Безошибочно определив, в чем зло, препятствующее очищению католицизма, он просил папу отменить безбрачие священников, но не встретил сочувствия в римской курии. Как-то он сказал Фоксу: вздумай он настаивать на своем предложении, все с негодованием сочли бы это протестантизмом чистейшей воды".

Итак, он вполне осознанно опасался подозрений в протестантизме, хотя союз с протестантами прошел бы легче и принес бы ему существенные политические дивиденты. Пример Генриха VIII был очень заразителен. И Наполеон, привыкший повелевать, а не договариваться, очевидно, испытывал сильнейший соблазн разом покончить с влиянием Рима. Он преодолел этот соблазн. И не только потому, что Рим отныне помогал ему "добиваться своих целей", но и по причине искренней приверженности к той религии, в которой он был рожден. Похоже, он интуитивно чувствовал, что католицизм ближе к истине, чем протестантизм. Он испытывал к католицизму большую симпатию, и эта симпатия играла порой не меньшую роль, чем соображения политической выгоды.

На Святой Елене он говорил: "В хорошо управляемой стране нужна главенствующая религия и зависимые от государства священники. Церковь должна быть подчинена государству, а не государство Церкви". Это очень далеко от православных представлений о правильных отношениях государства и Церкви. (Впрочем, и православные государи, начиная с Петра I, на практике следовали именно этому наполеоновскому принципу). Но следует ли отсюда, что Церковь была для него лишь инструментом государственной политики и не более того? Нет, не следует.

Он говорил: "Если бы христианская религия могла заменить людям все, как того добиваются ее горячие приверженцы, это явилось бы для них наилучшим подарком Небес". Сколько в этих словах глубочайшего осознания того, что только христианство может сделать человека счастливым. И осознание собственного бессилия дать людям то, что может дать им только христианство. Такие мысли тоже руководили его действиями.

А с Римом его отношения складывались очень не просто. Взять хотя бы тот скандальный факт, когда во время коронации Наполеон вырвал корону из рук папы и сам возложил ее себе на голову. Раньше я понимал это как проявление безумной наполеоновской гордыни: дескать, не Бог дарует мне корону, я сам ее себе дарую. Потом понял, что это всего лишь проявление длящейся еще со средних веков распри между императорами и римскими понтификами. Папы претендовали на роль "создателей императоров", императоры брыкались. Если бы папа возложил корону на голову Наполеона, он мог бы потом сказать императору французов: "Не забывай, от кого ты получил корону". Наполеон своим жестом лишь хотел сказать папе: "Не ты дал мне корону. У тебя нет надо мной власти". То есть, это был жест отнюдь не антихристианский, а антипапский, ежели угодно – антикатолический.

17 мая 1809 года император издал декрет о том, что город Рим и все владения папы отныне присоединятся к французской империи. Папство лишилось всего, чем владело около полутора тысяч лет. Папа был взят под стражу и увезен на юг Франции.