Священные речи. Похвала Риму

23. У других людей насчет меня тоже бывали сны, касавшиеся красноречия. Во-первых, критянин Еварест, изучавший философию, мой товарищ по пребыванию в Египте: он, приехав из Египта за рассказами о Боге, сказал мне, что Бог повелел ему побудить меня к красноречию, так как это подходит мне больше, чем все остальное. Во-вторых, родосцу Гермократу, лирическому поэту, приснился сон, как мне рассказал сам Гермократ, из-за того, что я пропустил, кажется, всего лишь день или два занятий: «Потом Аристид рассердится и, чтобы не выступать с речами, скажет, что у него болит желудок».

24. Это воздействие происходило постоянно и отовсюду, всемерно пробуждая и укрепляя во мне силу. Сам Бог указывал мне, кого изучать из древних поэтов и прочих писателей, и даже в какое время изучать некоторых из них. И с Божьей помощью все они с тех пор стали мне друзьями.

25. Но самым важным и ценным для моих упражнений были сами сновидения в их последовательности и связности. Ибо я услышал в них много речей, побеждавших чистотой языка мои собственные образцы.[120] Многое я и сам произносил во сне лучше, чем обычно, и на такие темы, о которых раньше и не думал. Те из них, которые я запомнил, я включил в список моих сновидений: например, речь «О пользе бега»,[121] когда Бог приказал мне бегать, и множество других. Встречаются в моих записях и похвалы Афине, Дионису и другим богам — в том порядке, в каком они сочинялись.

26. Также мне являлись многие темы для речей, и было показано, как их разрабатывать. И это не считая изречений, точностью своей западавших в память. Был здесь и какой-то совсем незримый способ подготовки, ведущий к успеху: ведь я должен был проснуться уже вдохновленным и подготовленным за ночь к выступлению, как атлет, тренирующийся на заре. Однажды мне даже было велено сложить речь из чистых мыслей, как слагают из слов. И мне стало ясно, что это Бог ведет меня к многоумию. Я и сам понимаю, и знатоки признают, что и прежде мои речи были неплохи, а теперь с каждым днем делались все лучше.

27. Сам Парадал, этот лучший знаток красноречия среди эллинов нашего времени (я не побоюсь этого сказать), и тот позволил себе заметить, что моя болезнь, по его мнению, обернулась для меня божественной удачей, так как только с Богом я достиг такого успеха. А еще что говорил в похвалу моим речам и он, и другие достойнейшие и известнейшие в то время старцы, об этом упоминать здесь не стоит, и я не буду.

28. Но хочу я рассказать сон. Привиделось мне, будто я находился в поместье, где вырос. Был там и Руфин,[122] поставленный следить за великими пожертвованиями и за многоукрашенным храмом.[123] Больше всех он обрадовался мне и сказал во всеуслышание: «Если есть у нас всепобеждающий наставник, то где он сейчас?» Он имел в виду предводителя нашего хора. И я, уразумев это, сказал Бассу: «Видишь, что Бог говорит обо мне устами Руфина?»

29. Также Бог велел мне сочинять речи заранее, чтобы состязаться не только без подготовки, но и зная их наизусть. Это мне давалось с трудом. А что случилось потом, этого я не мог представить и не мог поверить, будто Он этого желает <...>.[124] Таковы, быть может, были тогда Его замыслы. Но и то казалось, что Он думал о много большем, чем о моем спасении, и поэтому спасал меня с силой, большей, чем для этого требовалось.

30. Так, однажды у меня заболели зубы, и я не мог даже раскрыть рот, и было мне очень плохо. Бог же повелел, чтобы я собрал друзей и прочел им одну из моих речей. У меня в руках была третья из посвященных Ему речей,[125] я дочитал ее до конца, и, прежде чем я кончил, боль утихла.

31. Так же Бог привел меня и к лирической поэзии. Началось это в Риме с Аполлона. Мне явилось сновидение, возвещавшее, что нужно сочинить гимн богу, и вместе с ним — начальная строка. Звучала она примерно так:

Воспою Пеана,[126] владыку лиры...

Я не знал, что мне делать: никогда я этим не занимался, и мне казалось, что я к этому совсем не способен. Однако я взялся за дело и вслед начальной строчке, словно бы восходя по лестнице, сочинил песню из двух строф, прибавив к ним, помнится, даже третью, которую грамматики называют эподом. И едва песня была закончена, как мне возвестили о празднике в честь Аполлона — об Аполлониях, когда римляне устраивают в честь бога конные скачки.

32. Так это произошло. И когда с наступлением зимы мы возвращались из Греции, то по воле какого-то бога спаслись сначала на Делосе, а затем в Милете: а это два священных места Аполлона. Возблагодарим же за это Аполлона Делосского, нашего Спасителя, раз уж мы пришли к нему в этой речи.

33. Ведь когда я сошел на Делосе, рассердившись на сумасшедшего кормчего, который плыл против ветра так, словно он пахал море, то я тотчас поклялся, что поплыву дальше не менее чем через два дня. «Если хочет, — сказал я, — пусть плывет сам».