Священный крест тамплиеров

Эта была старше, к сорока годам, почти без макияжа и с вполне вменяемым лицом. Видно, ту, прежнюю, болтушку Рыжикову все же уволили. «А вот не будешь больше язык распускать», — подумала Эва.

— У вас повестка? — спросила секретарша вполне доброжелательным тоном, без всякого административного восторга.

— Да, к Семибоярову. — Эва показала женщине свою повестку.

— Одну минуточку, сейчас я ему сообщу.

Секретарша сняла трубку с одного из телефонов и негромко проговорила:

— Артур Альбертович, к вам пришла гражданка Стрижева.

Выслушав ответ, она положила трубку на рычаг и приветливо проговорила:

— Проходите, пожалуйста!

Эва толкнула знакомую дверь и снова оказалась в полутемном кабинете.

Она испытала то чувство, которое французы называют дежавю. Чувство, что происходящее сейчас уже происходило с ней прежде, что она уже пережила когда-то эту самую минуту.

Как и прошлый раз, на окне была задернута плотная темно-зеленая штора, отчего все вокруг казалось зеленоватым, как в подводном царстве. И сидевший за столом следователь Семибояров выглядел повелителем этого царства, проще говоря — водяным.

На этот раз на столе было гораздо больше бумаг. В остальном ничего в этом кабинете не изменилось.

— Присаживайтесь, — проговорил следователь, показав на единственный стул.

Следователь посмотрел на нее своими красными воспаленными глазами и проговорил:

— Ну, здравствуйте, Эва Эдуардовна!

Эва подумала, что то, что он обращается к ней по имени-отчеству — хороший признак. А впрочем, у них ведь не поймешь.

— Здравствуйте! — ответила она сдержанно.

И тут случилось такое, чего она никак не ожидала. Такое, что она считала просто невозможным. На бледном, с зеленоватым отливом лице следователя Семибоярова появилась улыбка.

Конечно, это была бледная, чуть заметная улыбка, скорее даже тень улыбки, как называется знаменитый фокстрот — а чего еще можно было ожидать в этом подводном царстве?

— А я ведь вас подозревал! — проговорил следователь, смахнув со своего лица улыбку, как смахивают крошки со стола.

— Подозревали? — переспросила Эва, как будто это стало для нее открытием.

— Подозревал, подозревал! Все ведь говорило против вас! И то, что вы отстали от автобуса, и то, как вели себя во время допроса, и полицейский, который вас якобы задержал…

— Что значит — якобы? И, думаете, я не знаю, что вы назначили меня в подозреваемые, даже слежку за мной пустили!

Эва тут же пожалела о вырвавшихся словах, но Семибояров заметно удивился:

— Какую слежку? Не знаю, о чем вы говорите. Никто за вами не следил!

— Да конечно! А то я не видела тех двоих! В костюмах, стрижки одинаковые, морды, как в кино, да их слепой и то заметит!

— Морды? — переспросил Семибояров. — В костюмах, говорите? Эва Эдуардовна, да вы за кого нас держите-то? Вы что же думаете, мы и слежку нормальную организовать не сумеем? Да у меня такие агенты есть, рядом будет сидеть — и то вы его не заметите! Каждый шаг фигуранта отследят, мысли прочитают!

Семибояров помолчал и добавил более спокойно:

— Конечно, только в том случае, если это будет необходимо. Что касается вас, Эва Эдуардовна, то никакой слежки не было. Это, знаете ли, удовольствие не из дешевых, так что зря государственные деньги мы тратить не намерены.

У Эвы в голове мелькнула какая-то мысль, но она решила, что разберется с ней потом, а пока нужно как-то выходить из создавшейся ситуации.

— Простите, наверно, мне показалось, — смущенно призналась она, — понимаете, нервничала я очень, боялась. Такой стресс, такая нервная нагрузка…

— Ладно, но впредь выбирайте выражения, Эва Эдуардовна! В любом случае мы теперь нашли настоящего преступника, он уже сознался и скоро понесет наказание.

— Сознался? — переспросила Эва, чувствуя, как огромный камень сваливается с ее души.

— Сознался, под грузом неопровержимых улик. Он пытался предъявить нам фальшивое алиби, но оно рассыпалось как карточный домик, а самое главное — его уверенно опознали уцелевшие пассажиры автобуса.

— Значит, я свободна от всяких обвинений?

— Свободны, свободны! Только одно… — на лице следователя снова появилась улыбка, но совсем другая — хитрая и заговорщицкая. — Только одно, Эва Эдуардовна. Признайтесь — у вас ведь был чемодан? Коричневый кожаный чемодан?

— Нет, — твердо отрезала Эва, — не было.

— Не было? Да признайтесь уж, это ведь теперь ничего не меняет, вы все равно вне подозрения. Мне просто этот клочок коричневой кожи не дает покоя.

— У меня не было чемодана, только сумка, которая лежала на багажной полке.

Эва решила, что не будет менять показаний. Кто их знает, какие у них тут порядки, еще привяжется этот Семибояров.

— Понимаете, он же не мог оставить свой чемодан, это вызвало бы подозрения. Поэтому он нарочно стал передвигать багаж, чтобы незаметно положить взрывчатку в чужой чемодан. И признался, что положил ее в коричневый кожаный дорогой чемодан. Чей это чемодан — он не знает. Так что все выяснилось, хозяйка чемодана не несет ответственности за взрыв. Так что — был у вас чемодан?

— Нет, — Эва вспомнила о своих эстонских корнях и сделала непроницаемое лицо, — у меня была только сумка.