В комнате, к моему огромному удовольствию, обнаружились все наши товары, которые дабанда несли во время утомительного путешествия через долину. Все было на месте: патроны, лекарства, котелки, одежда, бусы и ткани; даже придирчивый Ханс не смог обнаружить недостачи. Пока мы производили осмотр, хорошо одетая старуха, не проявившая к незнакомцам ни малейшего интереса, принесла еду, приготовленную на заднем дворе, в хижине-кухне, а также глиняные кувшины, полные воды, и деревянную лохань, которую тут использовали вместо ванны. Мылись мы на веранде, благо окружавший здание глухой забор надежно скрывал нас от посторонних глаз, а потом уселись на деревянные табуреты, которые нашли в доме, и как следует подкрепились.
Мы как раз покончили с едой, когда снова появилась старуха и принесла две зажженные глиняные лампы в форме лодок, наполненные каким-то душистым маслом. В них плавали фитили из бузины или лыка.
Делать было нечего, гостей мы не ждали, и я стал раздеваться, чтобы вздремнуть на уютной деревянной кровати. Такие кровати не редкость в Восточной Африке. Они состоят из рамы (голландские поселенцы называют ее cartel), обтянутой невыделанной шкурой, и матраца, набитого ароматным сеном. Не успел я разуться, как появился Кумпана, чтобы сопроводить нас на церемонию, где мы должны были встретиться с белым господином, которого он называл Странником. Поскольку я и сам хотел увидеть Аркла, то снова обулся, и мы пошли.
Кумпана привел нас на рыночную площадь, хотя, возможно, ее более правильно было бы именовать соборной. Здесь уже собралось все взрослое население города. Люди сидели прямо на земле перед усеченной пирамидой: мужчины по одну сторону, женщины по другую, словно в церкви. Дабанда чинно помалкивали и курили свои «сигареты» из кукурузных листьев. Нас с Хансом провели между ними к подножию пирамиды, а затем мы поднялись на двадцать каменных ступеней. Наверху оказалось достаточно просторно.
Перед горящим алтарем – низким, квадратным, приблизительно пять на пять футов, сложенным из плит застывшей лавы – стояли трое жрецов в белых одеждах. Они молились, низко склонив обритые наголо головы. По правую сторону от алтаря в таком же белом одеянии восседал – кто бы вы думали? – Аркл собственной персоной. Выглядел он, надо сказать, весьма внушительно. Напротив, тоже весь в белом, сидел его враг Кенека. Он яростно сверлил Странника своими выпученными глазами. Видимо опасаясь нападения с его стороны, к Кенеке приставили трех рослых стражей с копьями.
Меня усадили рядом с Арклом, а Ханс, смущаясь и держась за рукоять револьвера, занял место позади. Кумпана встал лицом к народу, между Арклом и Кенекой, отвернувшись от алтаря и жрецов. Он молчал. Все вокруг погрузилось в тишину. Я хотел было пошептаться с Арклом, но тот отрицательно покачал головой и приложил палец к губам.
Тишина завораживала. Никогда не забыть мне этой картины, когда при свете юной луны и ярких звезд, сиявших в небесной синеве, все вокруг замерло в ожидании. По левую сторону от меня притаилась бесконечная чаща леса, по правую виднелись серые крыши, а между ними – дабанда в торжественных одеждах; люди казались такими ничтожными на фоне окружающих их величественных просторов. Огоньки на кончиках сигарет выписали линию, неподвижно застывшую в воздухе, будто эти мужчины и женщины обратились в статуи. А рядом, всего в нескольких шагах, – алтарь. Даже огонь словно бы впал в транс и горел бесшумно, а три бритых жреца кланялись и махали руками, не произнося ни звука.
Признаться, я сам тоже поддался всеобщему оцепенению, да и немудрено. Тишина стояла полнейшая, и когда я шевельнул ногой и царапнул каменный пол гвоздем в ботинке, он так громко скрипнул, что все разом обернулись и так на меня посмотрели, будто я совершил нечто из ряда вон выходящее. Это продолжалось довольно долго, пока наконец я не ощутил непреодолимое желание встать и что-нибудь сказать. Просто чтобы убедиться, что я еще жив. В самом деле, еще немного – и нервное напряжение вынудило бы меня или Ханса самым возмутительным образом прервать всеобщее молчание. Но как раз в эту минуту в тишину ворвался мелодичный голос, идущий откуда-то сверху.
Я осмотрелся в поисках источника звука и сразу заметил, что на верхушке каждой из двух башен стояло по белой фигурке, которые, очевидно, всматривались в звезды. Песню, льющуюся со стороны левой башни, подхватил голос, идущий от правой. Оба звездочета пели в унисон, сладко и торжественно, однако слов я разобрать не мог, и указывали жезлами в небо.