Читаем «Святая инквизиция» в России до 1917 года полностью

«Обер–прокурор Св. Синода В. К. Саблер указал, что основные положения, внесенные депутатами (32 депутата внесли предложение об обеспечении свободы совести. — А.Б.) находятся в принципиальном непримиримом противоречии с основными законами о вере. Россия, дескать, государство конфессиональное, и господствующее в нем исповедание — православие, и государство–де не может признать все исповедания одинаково истинными.

…Таковы в общих чертах положения В. К. Саблера. Чернее его не писал и не говорил даже Победоносцев.

…Если бы даже государственная власть стала уверять, что она не принуждает, а только защищает определенное верование, то это была бы простая игра слов: всякая особая защита государством одного верования неизбежно ведет к гонениям на всякое другое» [514].

«Луч», 15 марта 1913 г., № 62

«За несколько последних месяцев закрыто сектантских молитвенных домов: четыре в Одессе (при этом закрытие сопровождалось торжественным молебном союзников), несколько домов в Москве, Екатеринодаре, Никольск–Уссурийске, все сектантские дома в Лифляндской губернии, в ряде сел и деревень Киевской, Подольской, Нижегородской, Харьковской, Воронежской, Таврической, Ставропольской губерний, Терской и Кубанской областей.

Преследованию подвергались сектанты всех толков: баптисты, евангельские христиане, духовные христиане (молокане), свободные христиане, субботники, «новый Израиль» (последняя секта привлекла к себе особое внимание) и другие.

Но репрессиями, конечно, не задушить сектантские течения. Наоборот, история показывает, что преследования только придавали сектантству прочную, спайку.

член Государственной Думы Мат. Скобелев» [515].

Из Перми: Е. П. Соколов

«Были в гостях у своего единоверца в Заводе Мотовилиха. После чаепития спели несколько гимнов из «Гуслей» и беседовали на евангельскую тему. Вдруг входят пристав, околоточный и городовые. Начали составлять протокол якобы за нелегальное собрание. Отобрав у нас Евангелие и «Гусли», скрылись. Когда я возвращался домой, думал: за что так с нами обращаются? Вспомнил Манифест Государя Императора, данный 20 июля 1914 года (после объявления войны. — А.Б.), в котором говорится: «В грозный час испытания да будут забыты все внутренние распри» и т.д. Эти великие слова местные власти как бы обходят. Дело пошло дальше. Нас допрашивали в Жандармском Управлении. На вопрос: нет ли у нас чего–либо политического, мы единодушно ответили, что в нашем вероучении нет места такому течению…» [516].

Телеграммы–жалобы из Екатеринославской губернии

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное