По завершении проекта кардинал Сантелли приказал Конте уничтожить все следы реликвии и тех, кто исследовал ее. Доктора Берсеи Конте убил в катакомбах, ловко обставив все как несчастный случай, но Шарлотте Хеннеси удалось бежать из Ватикана, прежде чем наемник добрался до нее. Когда Донован вместе с убийцей отправились на машине в сельскую местность Италии, чтобы уничтожить оссуарий, кости и реликты, Конте проболтался, что Шарлотта приговорена и не спасется даже в Штатах. В результате жестокой схватки с Конте Доновану все же удалось застрелить его.
Конечно же, после всего случившегося он был рад вернуться домой.
Здесь ему было хорошо: знакомая сырость, напитывающая прохладой воздух, плотное одеяло серых облаков, скрывшее от взгляда покатые вершины Кейвхилла, стальные волны реки Лаган.
Но радость возвращения домой была сладостно-горькой.
Доновану рассказали, что после добровольного разоружения Ирландской республиканской армии в 2005 году последние из его бывших одноклассников вместе с семьями снялись с насиженных мест в поисках лучшей жизни в больших городах — Дублине, Лондоне, Нью-Йорке. Еще он узнал, что в 2001-м его лучший друг Шин был заключен в тюрьму Лисбурна «Магаберри». Такой судьбы Донован сам едва избежал в юности.
Донован вместе с больным отцом Джеймсом, которому уже стукнуло восемьдесят один год, переехал в перестроенный дом с двумя спальнями, стоящий в ряду таких же стандартных домиков на Крумлин-роуд. Новое жилище находилось на том самом месте, где прежде стоял дом его детства, сожженный дотла бунтовавшими унионистами в 1969 году.
Почти все свое время Патрик тратил на то, что присматривал за милой старомодной закусочной отца, названной «Донован». Он проводил здесь много часов, как и в детстве: готовил сдачу у кассы, варил свежий кофе, смазывал маслом булочки, раскладывал газеты и пополнял холодильные прилавки. Рутина приносила ощущение душевного покоя и расслабленной теплоты.
Когда-то сладкоречивый постоянный клиент по имени Майкл воспользовался наивностью пятнадцатилетнего Патрика Донована и завербовал его в Ирландскую республиканскую армию курьером. Перед тем как восемнадцатилетний Донован поступил в семинарию, отец решил переименовать свое заведение в «Донован и сын». Ему, конечно, не хотелось терять такого помощника в бизнесе, но, прознав о том, как опасно манипулировал Майкл его единственным сыном, решил, подобно библейскому Аврааму, что лучше уж отдать своего отпрыска на службу Господу.
Целый месяц ушел у Донована на то, чтобы толком войти в курс дела: научиться «прокатывать» кредитки, управляться с современными кофеварками, вести дела с новым поколением торговцев. Первые две недели, сидя за прилавком, его наставлял папа — с лица старика не сходила улыбка под резиновыми трубками, тянущимися из ноздрей вниз к портативному резервуару с кислородом. Затем состояние отца резко ухудшилось, и он уже не выходил из дома. Так что Доновану пришлось целыми днями хозяйничать в закусочной, а спокойные тихие вечера играть в карты с отцом, потягивая виски, болтая о политике и о том, что днем происходило в лавке.
О событиях в Ватикане они не говорили никогда. Донован просто объяснил, что ему необходимо некоторое время, чтобы кое-что уладить.
В середине августа десятилетняя битва пожилого человека с эмфиземой окончилась. На отпевание в церковь Святого креста пришли немногочисленные соседи, старые приятели и десятки постоянных покупателей. Донован похоронил отца на кладбище Миллтаун рядом с его верной женой Клэр, почившей десять лет назад.
С той поры Доновану стало казаться, будто вместе с отцом он похоронил свое недавнее прошлое.
Так было до сегодняшнего дня.
Закусочная пустовала, когда незадолго до полудня вошли двое мужчин и уселись в конце стойки, поближе к двери.
Донован сложил «Эри пост» и направился поздороваться с посетителями. Он сразу обратил внимание, что они не местные. Скорее всего, туристы. Один был среднего роста и телосложения, второй же — высокий и мощный.
— Dia duit, — сказал Донован на гэльском[20] и быстро добавил: — Тор о’ the morn.[21]
Хотя двенадцать лет в Ватикане приглушили его ирландский акцент, Белфаст развязал ему язык, сделав речь менее сдержанной.
— Кофейку, парни?
— Кофейку б не помешало, — откликнулся тот, что помельче.
— Сейчас сделаем.
Донован схватил две чашки и поставил на стойку. Пока он снимал кофейник с конфорки, двое как по команде скинули намокшие плащи. Повернувшись к ним, он увидел, что на каждом была черная рубашка с белым квадратиком, прикрывающим пуговицу воротника. Священники.
Наполнив кружки, Донован спросил себя, знакомо ли ему плоское лицо того, что помельче, но ответа не нашел. Акцент, конечно, тоже был не местным.
— Сливки, сахар?
— Нет, спасибо, Патрик.
Здоровяк же просто помотал головой.
— Slainte,[22] — дружески кивнув, сказал Донован, бросив еще один взгляд на его воротничок. — Прошу прощения…
Он отошел на пару шагов вернуть кофейник на конфорку.
— …А мы знакомы?
— Нет, — ответил тот, что помельче.
Он мелкими глотками потягивал кофе, пар тянулся к его темным глазам.