В этом заключалась загадка церкви. Как могла она удерживать в органичном единстве таких гуманистов, как Маротта, таких формалистов, как Мередит, и дураков, вроде калабрийского священника, реформаторов, мятежников и пуританских конформистов, пап, увлеченных политикой, монахинь — сестер милосердия, охочих до мирских благ священников и набожных антиклерикалов. Она требовала безусловного согласия с догматами веры и допускала удивительные отклонения от установленного порядка.
Она навязывала бедность верующим, но играла на биржах через банк Ватикана. Она проповедовала отрешенность от мира, но скупала недвижимость, как любая частная компания. Она прощала прелюбодеев и отлучала еретиков. Она весьма сурово обходилась со своими реформаторами, но подписывала конкордаты с теми, кто хотел ее уничтожить. Она не сулила легкой жизни, но все вступившие в нее желали умереть в ее лоне, и папа, кардинал или прачка с благодарностью приняли бы причастие перед смертью у священника самой захолустной деревушки.
Церковь так и осталась загадкой для Блейза Мередита, и сейчас он понимал ее меньше чем двадцать лет назад. Тут было о чем задуматься. Находясь в полном здравии, он смиренно принимал идею о божественном вмешательстве в человеческие дела Теперь, когда жизнь медленно покидала его, он отчаянно хватался за простейшие проявления материальной неразрывности — дерево, цветок, водная гладь под вечным лунным светом.
Подул легкий ветерок, стерев звезды с поверхности воды. Мередит задрожал от внезапной прохлады и вернулся в комнату, закрыв за собой высокие стеклянные двери. Он преклонил колена перед аналоем под деревянным распятием и начал молиться.
— Pater Noster qui es in Coelis…
Но небеса, если они существовали, не раскрылись перед ним, и умирающий сын не получил ответа от своего божественного отца.
В доме епископа Блейз Мередит провел самые счастливые дни своей жизни. Там он начал постигать смысл дружбы между людьми. Сдержанный и замкнутый, он впервые ощутил величие доверия, благодать разделенной уверенности. Орелио, епископ Валенты, понимал близких и умел расположить их к себе. Одиночество и мужество гостя глубоко тронули его, и он принялся с тактом и пониманием укреплять возникшие между ними узы дружбы.
Утром он вошел в комнату Мередита с толстым фолиантом, содержащим результаты предварительного расследования по делу Джакомо Нероне. Священник, бледный, с потухшим взглядом, сидел на кровати, поставив на колени поднос с завтраком. Епископ положил фолиант на столик, подошел и сел рядом.
— Тяжелая ночь, друг мой?
Мередит слабо кивнул.
— Немного хуже, чем обычно. Вероятно, сказалась долгая дорога и, возможно, волнение. Извините меня. Я надеялся присутствовать на вашей мессе.
Епископ, улыбаясь, покачал головой.
— Нет, монсеньор. Теперь вы под моим началом. Я запрещаю вам появляться на всех мессах, кроме воскресной. Вы будете спать допоздна и ложиться пораньше. А если я узнаю, что вы слишком много работаете, то сниму вас с этого дела. Вы приехали в деревню. Вдохните аромат земли, цветущих апельсиновых деревьев. Пусть пыль библиотек покинет ваши легкие.
— Вы так добры, — пробормотал Мередит. — Но у меня очень мало времени.
— Тем более необходимо потратить что-нибудь на себя. И на меня тоже. Не забывайте, я такой же иноземец в этих краях. Мои коллеги — хорошие люди, но порядочные зануды. Я хотел бы кое-что показать вам, услышать ваше мнение по некоторым вопросам. Что же касается этого, — епископ указал на толстый, в кожаном переплете фолиант, — вы сможете ознакомиться с ним в саду. Половина там — риторика и повторения. Остальное вы переварите за пару дней. Люди, которых вы захотите увидеть, находятся в часе езды на машине. Она в вашем распоряжении, вместе с шофером.
Слабая улыбка осветила лицо Мередита.
— Вы так добры ко мне, и я нахожу это странным. В чем дело?
Епископ улыбнулся в ответ.
— Вы слишком долго прожили в Риме, мой друг. Вы забыли, что церковь — единая семья, а не бюрократический механизм. К сожалению, это знамение времени и не слишком приятное. Наступил век машин, и церковь слишком увлеклась ими. Чего только не найдешь теперь в Ватикане! И компьютеры, и телетайпы, напрямую связанные с биржей.
Несмотря на слабость, Мередит не мог не рассмеяться. Епископ довольно кивнул.
— Так-то лучше. Смех нам не повредит. Нам нужны сатирики, чтобы не дать нам потерять чувство меры.
— Папа, вероятно, покарает их за клевету, — хмыкнул Мередит, — а то и обвинит в ереси.
— Inter faeces et urinam nascimur, — процитировал епископ. — Это изречение правомерно отнести и к папам, и к кардиналам, и к калабрийским проституткам. Мы станем только лучше, посмеявшись над смешным, поплакав над печальным. А теперь заканчивайте завтрак и давайте пройдемся по саду. Я потратил на него массу времени и хочу, чтобы англичанин оценил плоды моих трудов.
Рассказы американских писателей о молодежи.
Джесс Стюарт , Джойс Кэрол Оутс , Джон Чивер , Дональд Бартелм , Карсон Маккаллерс , Курт Воннегут-мл , Норман Мейлер , Уильям Катберт Фолкнер , Уильям Фолкнер
Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Рассказ / Современная проза / Проза