Святая Русь - Князь Василько

- Харитонка! Беги борзей за хозяином! Борзей!

Холоп побежал к купеческим погребам, а у Лазутки екнуло сердце. Олеся! С ней что-то случилось, она в беде!

Лазутка поспешил к терему. И тотчас он увидел, как распахнулось оконце светелки, и в нем показалась его жена, с отчаянным, испуганным криком:

- Дьяволы!.. Помогите, дьяволы!

Скитнику показалось, что Олеся вот-вот выкинется из окна, и он бросился в терем.

- Куда? - растопыривая руки, пыталась преградить ему дорогу Секлетея, но Лазутка оттолкнул ее плечом и сенями, переходами, лесенками, ворвался в светелку. Олеся и в самом деле протискивала свое тело в оконце; еще бы миг, другой - и она бы полетела к земле.

Лазутка схватил ее за ноги и вытянул из оконца.

- Дьявол! Дьявол! - продолжала жутко кричать Олеся.

Скитник сбросил с головы колпак, откинул волосы назад, кои закрывали его глаза, взял жену за плечи и притянул к себе.

- Не бойся, лебедушка. Это я - Лазутка. Лазутка!

Олеся перестала кричать и подняла лицо на Скитника. Губы ее задрожали, глаза широко распахнулись.

- Лазутка? - тихо переспросила она, и всё продолжала и продолжала пытливо всматриваться в его глаза. И вдруг застывшие очи ее дрогнули и заискрились.

- Лазутка, - счастливо выдохнула Олеся и обвила шею Скитника руками. - Любый ты мой… Лазутка!

Г л а в а 12

СВЯТОТАТЕЦ

Вдовая боярыня Наталья Никифоровна не долго убивалась по своему покойному супругу. И ради чего в кручину впадать, коль супруг за всю жизнь ласкового слова не изронил. Был он не только скуп, но и во всех делах привередлив и жесток. Боярыня никогда не чувствовала себя хозяйкой. Напротив, Сутяга обращался с ней, как с рабыней, случалось, и плеточкой потчевал.

Теперь же боярыня духом воспрянула. Она - полновластная хозяйка, независимая и богатая. Каждый челядинец - ее верный пес, готовый тотчас выполнить любе повеление.

И Наталья упивалась своей властью. Слуги ее боялись не меньше, чем прежнего хозяина. Была Наталья строга и строптива, и за малейшую провинность жестоко наказывала.

Строго предупредила боярыня и тиуна Ушака с ключником Лупаном:

- С дворовых глаз не спущайте. Коль непорядок где замечу, не пеняйте!

- Неустанно радеть будем, матушка боярыня, - низехонько поклонился Ушак.

Тиун не шибко радовался крутой хозяйке: одно дело боярину верой и правдой служить, другое - быть у супруги на побегушках. На бабьи же прихоти не напасешься. Ходит с утра до вечера и всё покрикивает да покрикивает. Уж так осточертела! А что поделаешь? Бабий язык не заткнешь ни пирогом, ни рукавицей. Да и прижимиста боярыня. Борис-то Михайлыч хоть и был сквалыгой, но по великим праздникам тиуна добрым сукном на новый кафтан оделял, а эта даже на день святых Бориса и Глеба¹¹⁶ ничего не подарила… Уж не податься ли на службу к другому боярину? Не велика честь бабе служить.

Почувствовала на себе властную руку боярыни и Фетинья. Наталья и раньше-то с прохладцей к ней относилась, а ныне и вовсе стала черствой. Как будто не видит и не слышит старую мамку.

Боярин Борис Михайлыч не посвящал супругу в свои тайны, поэтому Наталья ничего об отравном зелье, приготовленном Фетиньей, не ведала. Она, как и все дворовые и ростовцы, думала, что Сутяга опился на пиру вином и от того помер.

Ничего не ведал о заговоре против князя Василька и тиун Ушак: в таком деле Сутяга не доверял даже самым близким людям, а тем более Ушаку, кой за гривну родную мать продаст.

Лишь один человек знал о зелье - купец Глеб Якурин. Это ему передал скляницу из рук в руки Сутяга. Боярин ничего не сказал ему о Фетинье, но та не сомневалась, что хитрый купец догадался, кто изготовил смертельный отвар.

«Ныне его за стол и под рогатиной не посадишь, - раздумывала Фетинья. - В боярский терем и носу не кажет, никаким калачом не заманишь и силой не приведешь. Ну да где силой не возьмешь, там хитрость на подмогу…Скорее бы Палашка появилась».

Палашка до недавних пор ходила у боярышни Дорофеи в сенных девках. Была веселая, озорная, собой видная. Боярину Сутяге давно уж приелась толстая и старая супружница, и он положил глаз на грудастую и задастую двадцатилетнюю Палашку. Та не воспротивилась и стала его полюбовницей. Но года через два боярин перестал захаживать в горенку своей наложницы.

- Аль обидела чем боярина? - спросила Фетинья, пригласив девку в свою каморку.

Палашка рассмеялась:

- Да у него… у него морковка поникла. Я уж всяко его голублю, а он токмо мусолит. Отгрешил наш боярин.

- Ты о том никому ни слова, - предупредила Фетинья. - Сама должна ведать: придет старость - наступит слабость. Всему своя пора. Ни кому!

- Упаси Бог, мамка! - перекрестилась Палашка, но глаза ее лукаво улыбались.

Когда боярская дочь Дорофея наконец-то вышла замуж за Власа Якурина, то она забрала к себе и Палашку. Сутяга не возражал, однако сказал дочери:

- Ты за ней приглядывай. Девка, вишь ли, - боярин крякнул в седую бороду, - не без греха. Держи её в ежовых рукавицах.

- Пригляжу за ней, тятенька. У меня блудить не станет.

Но Дорофея особой строгостью не отличалась. Была она ленивой и спокойной, ко всему безучастной.