Проскакав версты три, Василько Константинович остановил коня. К нему тотчас подъехал неизменный меченоша Славутка Завьял.
- На привал, княже?
Василько Константинович, ничего не ответив, обратился к дружине:
- Надумал я, други мои, повернуть коней на Суздаль, а затем и на Переяславль. Ныне каждый час дорог. Жду вашего согласия.
Гридни не только уважали, но и любили Василька Константиновича. Он, не в пример другим удельным князьям, всегда советовался с дружиной, и если добрая половина ее, в чем-то сомневалась, то князь откладывал своё решение, памятуя, что ум хорошо, а два лучше. Никогда он не переходил на повелительный окрик, и если уж в чем-то был не согласен, то убеждал дружину и не раз, и не два, и всегда находил понимание. Летописцы назвали отца Василька Константином Мудрым. Его знаменитое «Поладить миром» долго не забудется не только в Ростовском княжестве, но и в других пределах. Во многом напоминал своего отца и Василько Константинович.
Дружинники, хорошо ведавшие о намерениях князя, ответили без раздумий:
- Мы с тобой, князь!
- Спасибо, други.
Поездка была утомительной, но удачной. Суздальский князь не только радушно принял Василька, но и заверил:
- Ростов и Суздаль, почитай, никогда не враждовали. Напротив, как старшие города, всегда чтили друг друга и держались вместе. Так будет и ныне.
Порадовал Василька и новый переяславский князь (Ярослав Всеволодович опять овладел Новгородским столом):
- Опасность велика, Василько Константинович. В случае чего, я готов присоединиться к твоей дружине. Ныне не до усобиц.
Прибыв в Ростов, Василько снарядил гонцов к князьям Углицкому и Ярославскому. Когда Владимир и Всеволод приехали, Василько молвил:
- Вот что, братья. На великого князя надежда худая. Не намерен он съезд собирать. Пойдем другим путем. Я уже заручился поддержкой двух князей, но этого мало. Русь разорвана на десятки уделов. Мыслю, обратиться к ним от пяти княжеств с единым письмом, дабы остановили усобицы и принялись за укрепление городов и усиление дружин, и дабы, в случае вторжения татар, немешкотно сходились в общерусскую рать. Письмо готов подписать и епископ Кирилл. Более того, своего посланника он хочет направить к киевскому митрополиту. И коль князья и церковь прислушаются к нашему призыву, беду можно миновать.
Братья, никогда не враждовавшие между собой, предложение Василька встретили с одобрением.
- Добрая задумка, брате. Ныне сам Бог велит порадеть за святую Русь, - молвил Всеволод.
- Воззвание должно быть вдохновенным и зажигательным, дабы проняло каждого князя, - молвил возмужавший Владимир.
- Такое воззвание надо писать горячим сердцем. Сие не каждому летописцу по плечу… Кому ж поручим, Василько?
- Марии.
- Марии?.. Прости, брате, но то не женское дело. Никогда еще призывы к князьям не писали женщины.
- Мыслю, лучше Марии никто не напишет. Бог наградил ее не только зрелым умом, но и даром к сочинительству. Вскоре вы и сами в этом убедитесь.
Мария трудилась над воззванием несколько дней. Она вносила в него все свои тревоги и боль за Отчизну, страстно призывая князей к единению.
Владимир Углицкий, прочитав пергаментный свиток, был приятно изумлен:
- Ай да княгиня Мария! Какое яркое, пламенное слово!
В тот же день Василько Константинович посадил за свиток всех своих грамотеев-переписчиков. А на другой день помчались по всем уделам шустрые, молодцеватые гонцы.
* * *
За трапезой Василько спросил Владимира (Всеволод уезжал в Ярославль всегда раньше):
- Как-то мы с тобой о кузнецах – оружейниках толковали. Жив твой Малей?
- Жив. Крепкий старик. Ныне я его над всеми кузнецами поставил и от всех налогов и пошлин освободил. Знатное оружье кует. Ни одна басурманская сабля не устоит против его меча.
- Береги, брате, Малея. Пусть поменьше у горна стоит… Что ж касается налогов и пошлин, советую всем ковалям поблажку дать. До зарезу нужно доброе оружье. Я ныне каждую неделю к мастерам наведываюсь. Ошаня мой, хоть и плохо видит, но к его слову прислушиваются самые искусные кузнецы.
Не забыл спросить Василько и о купцах:
- Не скупятся на калиту? Ныне на войско немало денег надо.
- Скупятся, брате. Купцы – люди прижимистые, на мытников моих жалуются. Много-де пошлин с товаров дерут.
- И сколько же?
- С тяжелого воза – по две беличьей мордке, с легкого – по одной.
- Не много ли? Я приказал брать по одной мордке с тяжелого воза и по одной с трех легких. Купцы не ропщут. Надо бы и тебе им слабину дать. Да и мытников своих на торгах проверь. Народ вороватый, за ними – глаз да глаз. Я своих давно проучил..
- Кнутом?
- Бывает, и кнутом дело не поправишь. Приказал выявить самых вороватых мытников, и поставил их в торговый день на лобное место.
- На бесчестье?
- На великое бесчестье, Владимир. С утра до вечера стояли с голым задом. А подле лобного – веники жгучей крапивы. Кто хотел – тот и хлестал.
Владимир зашелся от неудержимого, раскатистого смеха.
- Однако, брате. Ловко придумал. Сей урок мытник по гроб жизни не забудет. Надо и мне кое-кого крапивой попотчевать… А у тебя купцы за море ходят?