Святая Русь - Князь Василько

- Конечно же, был. Именно он горячо призывал: «Зачем губим Русскую землю, поднимаем сами на себя вражду, а половцы раздирают землю нашу на части и радуются, что между нами рать? Давайте жить в одно сердце и блюсти землю Русскую!» Князья вняли его призыву и заключили мир: «Пусть каждый держит вотчину свою и не посягает на чужую». Князья дали клятву, что не нарушат соглашение, и всеобщими усилиями будут карать каждого, кто затеет усобицу. Казалось бы, мир восстановлен. Теперь надо собирать общерусское войско на половцев, натиск которых становился угрожающим, но…

- Не успели князья разъехаться со «строения мира», как мир был нарушен. Великий князь Святополк Киевский вероломно захватил князя Василька Теребовальского и ослепил его. У Василька нашлись сторонники, и усобица вспыхнула с новой силой.

- А половцы, Василько, продолжали опустошать порубежные княжества.

- Гордыня и корыстолюбие князей – было и есть самое великое зло Руси. Ныне же, повторяю, самая пора новому Любечу быть, иначе беды не миновать.

Мария пытливо глянула на мужа.

- Ты уже что-то задумал, Василько?

- Да… Но не хотел тебе об этом говорить.

- Почему?

- Из-за Глебушки.

Второй сын Василька родился шесть недель назад. Мария ходила счастливая.

- Я же говорила тебе, что еще одного сына принесу.

- Бог любит троицу, Мария. А там… Чем мы хуже Всеволода Большое Гнездо? – довольно высказывал Василько.

- Да ни чем, любый ты мой. Будут тебе и сыновья и дочери. Лишь бы покой Бог послал.

А покой, неделю назад, был нарушен неожиданным недугом младенца. Мария не отходила от колыбели. Недосыпала ночи, исхудала, и всё просила постаревшего лекаря:

- Ты уж исцели Глебушку моего, Епифан. Он такой крохотный. Нельзя ему умирать.

- Живехонек будет, княгиня, спадет жар, - утверждал лекарь.

На пятый день Глебушке заметно полегчало.

- Рассказывай, Василько. Сын поправится.

Но Василько надолго замолчал. В оконца покоев, из наборного цветного стекла, хлестал косой рясный дождь, в изразцовой печи заунывно пел тоскливый неуютный ветер.

Мария замерла в напряженном ожидании. Она хорошо изучила супруга: если уж он замыкается и уходит в себя, то после этого надо ждать какого-то необычного решения.

- Не ведаю, как ты на это посмотришь, Мария, - наконец заговорил Василько, - но я надумал собрать всех князей в Ростове. Время не ждет. Татары вот-вот овладеют Булгарией, а затем хлынут на Русь.

- В Ростове? – несколько удивилась Мария.

- А что? Ростов – один из древнейших городов. Не так уж и давно был столицей огромной Ростово-Суздальской Руси. Здесь правили и Ярослав Мудрый и Владимир Мономах, и Юрий Долгорукий. Да что тебе сказывать? Ты историю лучше меня ведаешь.

- Достоинства Ростова Великого неоспоримы, Василько. Киев, Чернигов, Новгород, Суздаль и Ростов Великий - старейшие и знатные города. Но ты подумал о великом князе Владимирском?

- Я понимаю, что ты хочешь сказать. Юрий Всеволодович, давнишний недоброхот ростовцев, может не дать согласия на съезд князей.

- Не сомневаюсь в этом, Василько. Для него съезд в Ростове – звонкая пощечина.

- Постараюсь его разубедить. Завтра собираюсь во Владимир.

Разговор с дядей оказался тяжелым. В Юрии Всеволодовиче взыграло самолюбие. Он, поучавший всех князей, как им править уделами, вдруг должен жить по указке своего племянника, кой возомнил из себя миротворца всей Руси. Выскочка!

- Напрасно кипятишься, Юрий Всеволодович. Охолонь! Не о славе своей тщусь, а о Руси, коя может угодить под копыта татарских коней. Не дашь добро на Ростов - собирай князей во Владимире. Мешкать и дня нельзя.

- Поезжай-ка ты домой, племянничек. В советниках не нуждаюсь. Как-нибудь своим умишком обойдусь.

Василько резко поднялся с приземистого стульца (Юрий Всеволодович, принимая подвластных ему князей, всегда усаживал их на маленький стулец, сам же возвышался на высоком престоле) и вперил в великого князя тяжелый, осуждающий взгляд.

- Давно тебя ведаю, дядя.. Но ты всё такой же тщеславный и упрямый, и всегда кичишься. Но всё это не от великого ума.

- Что? – вспыхнул Юрий Всеволодович. – Да как ты смеешь?

- Смею! Как сродник сроднику. Кто ж тебе такое сможет сказать? Я давно уже не юнота.

- Щенок! Я проучу тебя!

На щеках Василька заиграли желваки.

- Жаль мне тебя, Юрий Всеволодович. Умный любит учиться, а дурак – учить. Прощай!

Василько ушел, даже не поклонившись. Великий князь переломил в бешенстве кипарисовый посох через колено. Пока он обдумывал, как поступить с племянником, тот уже был вне крепости. Летел (вкупе с тремя десятками дружинников) на белогривом коне и досадовал. Князь Юрий никого и ничего не хочет слушать. К нему оком, а он боком. Сколько же в нем ехидства, зла и спеси! Он до сих пор ненавидит Ростов, и всегда норовит его унизить. Напыщенный самодур! Даже в предвестие войны с татарами, он не помышляет о единении князей. На что он надеется? На свою пятитысячную дружину? Смешно. Несметному войску Батыя может противостоять лишь общерусская рать.

Холодный, тугокрылый ветер бил князю в разгоряченное лицо, вздымал за плечами алое корзно.