Святая Русь - Князь Василько

Это были последние слова Егорши. Он ушел первым в иной мир. За ним - старая Варвара, Маняша и двое сыновей.

Лихолетье бродило по Руси.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Г л а в а 1

ОЛЕСЯ

- Беда, Василь Демьяныч!

Купец Богданов, степенный, дородный, с кудреватой светло-русой бородой, недоуменно глянул на запыхавшегося холопа.

- Чего ты, как загнанная лошадь?

- Беда, сказываю... Лазутка Скитник твою Олесю увез!

- Как это увез?

- На Соборной площади кинул в возок - и был таков. Я, было, погнался, да где там. Умчал Лазутка, теперь ищи - свищи.

Василь Демьяныч угрозливо поднялся с лавки, вытянул плетку из-за голенища сапога и стеганул Харитонку.

- Куда смотрел, пес?! Забью!

Хлесткие удары обрушились на холопа, пока в повалуше не оказалась жена купца Секлетея.

- Да что ты, государь мой? Охолонь!

Василь Демьяныч отшвырнул плетку и приказал:

- Беги, шелудивый пес, на конюшню. Выводи с Митькой коней - и в погоню. А я к князю Василько. Авось сыскных людей даст.

- Да что стряслось, государь мой? - вопросила супруга.

- Срам на мою голову, вот что. Треклятый ямщик Лазутка дочь похитил. Белым днем. За неделю до венца!

Секлетея всплеснула руками и залилась горькими слезами.

* * *

Пятнадцать лет назад молодой ростовский купец Василий Богданов уехал по торговым делам в Углицкое княжество. Уезжал после Покрова, а вернуться в Ростов Великий норовил к Егорию вешнему.⁸³ Всю долгую осень и зиму проживал у знакомого купца Демида Осинцева. Был Василий Богданов в ту пору не столь уж и богат, но промышлял торговлишкой довольно умело. В свои тридцать пять выглядел куда молодцом. Рослый, с широкими покатыми плечами и благолепным лицом. Женщины заглядывались на купца-молодца, но он, казалось, не замечал их взглядов: верен был супруге своей Секлетее.

И всё же как-то на торгу, что близ деревянного княжеского детинца, запомнилась купцу одна молодка - среднего роста, белолицая, большеглазая, с пушистыми иссиня-черными бровями.

Молодка долго присматривалась к круглой бобровой шапке и тихонько вздыхала.

- Аль приглянулась? - спросил Василь Демьяныч.

Молодка подняла на купца свои лучистые, васильковые глаза, улыбнулась краешками полных вишневых губ и... смутилась, отчего на её бархатных, мягких щеках заиграл румянец.

У Василия Демьяныча аж сердце оборвалось. Ну и лепая же молодка, Господи!

- Приглянулась, но... но я вдругорядь зайду.

- От чего ж вдругорядь? - заволновался купец. - Коль дорого, уступлю. А коль не обидишься - так отдам.

Молодка еще больше вспыхнула.

- Спасибо на добром слове. Пойду я.

Тихо молвила и вышла из лавки. А Василий Демьяныч вначале застыл столбом, а затем выскочил из лавки и поманил одного из мальчонок, крутившихся на торгу.

- Зришь женку? Ту, что в малиновой шубке.

- Ну!

- Ступай за ней и изведай, где её дом. Резаной одарю.

- Да я за такую деньгу в лепешку расшибусь! - обрадовался мальчонка.

Мало погодя, купец проведал: женку зовут Олесей Васильевной. Вдова. Муж был княжьим дружинником. Живет неподалеку от храма Константина и Елены. Чад малых не имеет.

С того дня купца Богданова будто подменили. Ночами перестал спать, и все думы об одном - Олеся, Олеся! Имя-то, какое чудесное.

- Уж не занедужил ли, Василь Демьяныч? - обеспокоенно спросил Демид Осинцев. - Весь какой-то чумной, будто сглазил кто, упаси Господи.

- Сглазил, Демид Ерофеич, - открылся купец. - Вдовую женку дружинника Евдокима повстречал. Олесю. И вот ныне душой маюсь.

- Ясно, - хмыкнул в рыжеватую бороду Демид. - Хорошо знавал я Евдокима. Жену свою он из Полоцка привез... Добрая женка - и нравом и красотой. Рукодельница, мужа своего чтила... Но с чего ты загорелся? Аль супругу разлюбил?

- Да я, можно сказать, и любви-то не изведал. Ведь как у нас на Руси? Отец присмотрел, сосватал - ну и получай супружницу... Прижилась, хозяйка не из худших, но любви не получилось... Не ведаю, как дальше быть.

- В таком деле тебе я не советчик. Как душа подскажет.

А душа Василия рвалась к избе Олеси, что подле храма. Женка в его лавке так больше и не появилась. Набрался духу молодой купец, собрал подарки и... постучал в желанную калитку.

Олеся не затворилась, впустила. Василий же прямо с порога брякнул:

- Хоть серчай, хоть гони прочь, но люба ты мне. Что хочешь, делай, но жить я без тебя уже не сумею... Всё в лавке тебя поджидал.

В лавку же Олеся не захотела больше идти. Оробела. Уж больно понравился ей молодой купец, чем-то похожий на её погибшего супруга. Такой же высокий, крутоплечий, с темнорусой шелковистой бородкой. Как увидела, так едва ноги до избы донесла. Затем встала у кивота, и всё молилась, молилась, прося у Богоматери прощения за грешные мысли. Несколько дней провела в молитвах, и зарок себе дала: к лавке больше не ходить, купца-молодца не видеть... А он, нежданно - негаданно, сам заявился. И дрогнуло сердце Олеси, про зарок свой забыла, ночевать (да прости её, Господи!) оставила.

Страстная, хмельная была эта ночь!

Купец Василий задержался в Угличе дольше задуманного. Уж как он любил все эти месяцы Олесю! Обрадовался, когда она затяжелела. Молвил: