Святая Русь - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

- А почему не посмеют? - с любопытством глянул на Лазутку воевода. Раньше он знал его как отменного воина, но далеко не проницательного государственного мужа.

- Увы, Неждан Иванович. Каждый князь скован ордынским ярлыком. Не угодить великому князю - потерять удельный княжеский стол. Ярослав мигом Берке науськает, а тот и без того недоволен русскими князьями. Так что, как ни крути, а собирать дружины в поход придется.

- Так-так, Лазута Егорыч, - довольно поскреб свою густую волнистую бороду Неждан Иванович. - А как же тогда с Довмонтом быть? Псковитяне его высоко чтят. Но коль всеми дружинами на Довмонта навалиться, то ему несдобровать.

- А на какой ляд наваливаться? Мекаю, Ярослав допрежь к Новгороду пойдет, а новгородцы, народ тертый, они ведают, чем великому князю ответить. Крепко ответить! Вот и придется Ярославу восвояси топать.

- Выходит, восвояси? - рассмеялся Корзун.

- Восвояси, Неждан Иванович.

- Ну, тогда смело пойдем в поход.

- Не худо бы всех князей нашими гонцами упредить, дабы ведали, как с новгородцами и псковитянами держаться.

- Вот тебе и бывший ямщик, - с веселыми искорками в глазах развел руками Неждан Иванович. - Княгиня Мария и об этом подумала.

Весьма доволен остался воевода Корзун своим ближайшим помощником.

* * *

В купцы Васютка подался по совету своего деда. Как-то Василий Демьяныч оглядел с внуком опустевшие погреба и медуши, лабазы и амбары, и сердце его сжалось. Когда-то всё было забито всевозможным товаром, на обширном дворе толпились торговые люди, «походячие» коробейники и приказчики. Ныне же - полное запустение.

Завздыхал и заохал восьмидесятилетний старик, аж слеза по его морщинистой щеке прокатилась.

- Купеческие дела свои вспомнил, дед? - сердобольно спросил Васютка.

Василий Демьяныч тяжко вздохнул:

- Вспомнил, внучок, еще как вспомнил. Эх, сбросить бы годков двадцать.

- И по городам покатил бы?

- А чего ж? Деньжонки остались. Прикупил бы кой чего - и в Переяславль.

- Отчего ж в Переяславль, дед?

- Да я в сей град первую вылазку свою сделал. Удачно поторговал, и с той поры частенько туда наезжал. Зело красивый град, на чудесном озере стоит.

- Вот бы глянуть, - простодушно молвил Васютка.

- Возьми - и глянь. Накуплю тебе товару - и с Богом!

- А чего, дед? Надоело мне в тереме отсиживаться. Хочу и я другие города поглядеть. Набирай товару!

- Ты не шутишь, внучок?

- Да какие шутки, дед! - загорелся Васютка. - Айда по купецким лавкам.

Василий Демьяныч на храм Успения перекрестился, и до того возрадовался, что облобызал внука.

Перед первой поездкой бывалый купец долго наставлял Васютку:

- На торг со своей ценой не ездят, там деньга проказлива. И запомни, внучок. На торгу два дурака: один дешево дает, другой дорого просит. Тут уж не зевай, купец, что стрелец, оплошного бьет. А еще тебе скажу…

Битый час вразумлял внука Василий Демьяныч. А когда Васютка вернулся из Переяславля с прибытком, дед и вовсе разутешился.

- Никак, получилось?

- Получилось, дед. Надумал я и вовсе в купцы податься.

Лазута Егорыч отнесся к новому делу сына довольно спокойно. Не зря его в честь деда назвали. А вот Олеся взгрустнула: последний сокол из гнезда вылетает. Да и страховито по городам ездить. На Руси, почитай, никогда покоя не было.

Перед новой поездкой надела на шею сына гайтан²³ с шелковой ладанкой и истово перекрестила:

- Да храни тебя, пресвятая Богородица, сын мой любый!

Г л а в а 8

ПАЛАШКА

В конце Никольской слободы Переяславля притулилась к земле курная избенка Палашки «Гулены». Кличка укоренилась давненько, с тех пор, как бывший подручник Ярослава Всеволодовича, Агей Букан, прогнал Палашку из своих хором.

Веселая, озорная Гулена не опечалилась. Было ей в ту пору 28 лет, выглядела для мужиков видной притягательной женкой²⁴. Правда, несколько месяцев ходила Палашка брюхатой, но когда бабка-повитуха приняла от нее девочку, игривая и похотливая Гулена не засиживалась у родного чада, и вновь принялась за разгульную жизнь. Она то ублажала молодых княжеских гридней, то пожилых купцов, а когда в нее и вовсе вселился «зеленый змий», она стала ежедневной посетительницей кружечного двора, и вконец опустилась. Бражники с гоготом волокли собутыльницу в сарай, уставленный пустыми винными бочками, и грубо потешались над пьяной женкой.

В юные и молодые годы, когда сочная и ядреная девка с неистовством ласкала именитых людей, у нее постоянно водились богатые подарки и деньги.

Девочку выхаживала старая мамка Пистимея, но когда Палашка постарела и никакому мужику уже не стала угодна, то Гулена оказалась почти нищей. Пистимея, привыкшая к Марийке, уже не спрашивала денег, и кое-как изворачивалась, чтобы как-то прокормить подраставшую девочку.

Обычно веселая, не задумывающаяся о жизни Палашка, потрепанная и исхудавшая, стала часто ронять слезы.

- Прости меня, доченька. Плохая я тебе мать. И свою жизнь загубила и тебе счастья при такой матери, поди, не видать.

- Счастье не палка, в руки не возьмешь, - тяжко вздохнув, молвила Пистимея.

- В храм пойду, грехи замаливать. Авось, Бог и простит.