Святая Русь - Полководец Дмитрий (Сын Александра Невского)

- Далеко грешнику до царствия небесного, - вновь вздохнула мамка. - Надо было допрежь о грехах своих думать.

- Ох, надо бы, Пистимея, - горестно покачивала головой Палашка. - И хоть бы чадо родить от князя. Сколь у меня их было! А то ведь от святотатца и изувера Агея Букана. Срам!

- А тебе-то отколь ведать? Ты ведь, прости Господи, у кого токмо в постели не бывала. Тьфу!

- Плюй, серчай на меня, бабка Пистимея. Заслужила.… Но я точно высчитала. День в день сходится.… Да и глаза его сиреневые.

- Эко, нашла примету. Мало ли у людей глаз сиреневых.

- С кем спала, таких глаз не видела. Токмо у одного Букана.

- Да где тебе было разглядеть, коль очи свои непутевые всегда были винцом залиты. Не верю, что от святотатца, кой противу русича меч поднял и за поганых татар стоял. Не верю! Марийка наша от доброй христианской души. Нрав-то у нее мягкий и робкий, да и лицом, почитай, вся в тебя. Красной девицей будет. А то заладила: от Букана, от Букана. Не поминай мне больше этого изверга! Не зря его ростовцы живота лишили.

- Не буду , бабка Пистимея… Не буду.

Руки у Палашки мелко тряслись, и всё ее нутро жаждало горькой.

- Страдаешь, беспутная.

- Страдаю, бабка. Пойду последний раз в питейную избу, а завтра, чуть свет, в храм. Вот те крест!

- Ох, чует мое сердце. Добром жизнь твоя не кончится. Дьявол тебя полонил. Тьфу!

Марийки в этот час в избе не было: отослала ее Пистимея на Плещеево озеро, дабы рыбки раздобыть.

Палашка же вернулась в избенку пьяней вина. Как переступила порог, так замертво и рухнула на земляной пол. Утром, опохмелившись капустным рассолом, хватаясь худенькой рукой за впалую грудь, глянула скорбными глазами на Пистимею и молвила:

- Даст Бог сил в храм сходить, а там и помирать буду. Чу, грудная жаба прихватывает. Отгуляла свое… А грехи мне свои не замолить. Права ты, Пистимея. «Далеко грешнику до царствия небесного». Бог долго ждет, да больно бьет. Такая уж судьба моя горькая.

- Да ты что, маменька? Не плачь, ради Христа! - метнулась к матери шестнадцатилетняя Марийка. - Вместе будем в церковь ходить. Бог тебя не оставит.

- Помолись за меня, доченька. У тебя душа чистая, непорочная.

- Помолюсь, маменька, непременно помолюсь.

- А мне уж недолго. Отгуляла Палашка-милашка.

Мать горько улыбнулась и, поочередно глянув на дочь и Пистимею, тихо молвила:

- На чердак бы мне взобраться.

- Да куда уж тебе, - махнула рукой бабка. - В чем душа держится. И чего тебе там, среди хлама понадобилось?

- На чердак! - непоколебимо повторила Палашка и, немощной рукой толкнув дверь, переступила порог и вышла в сени.

По крутой лесенке не шагала, а вползала. Сверху ее подтягивала руками недоумевающая Марийка, а Пистимея, опершись обеими руками на клюку, сердито шамкала беззубым ртом:

- Спятила, неразумная. Бесы в башке-то от винного запоя.

Оказавшись на сумеречном чердаке, Палашка долго отдыхала, а затем, нетвердо ступая ногами, пошла к груде хлама.

- Подь сюда, доченька. Разметай всё, пока рогожу не увидишь.

- Да зачем, маменька?

- Разметай!

Когда Марийка раскидала по сторонам чердака, освещенным небольшим оконцем, старую утварь и прочий хлам, она и в самом деле увидела полу истлевшую рогожу, под коей что-то топырилось. Вскоре в трясущихся руках Палашки оказался небольшой темно-зеленый ларец, расписанный золотными узорами.

- Вот моя разлюбезная шкатулочка, - радостно заговорила Палашка. - Рогожа чуть живехонька, а шкатулочка как новенькая, ничего-то ей не сделалось… Пойдем-ка к оконцу, доченька.

Палашка отстегнула медные застежки ларца и подняла крышку. Страдальческие глаза ее ожили.

- Зри, Марийка.

Марийка глазам своим не поверила.

- Да тут целое богатство, маменька!.. Откуда?!

Мать, довольная изумлением дочери, стала вытягивать из ларца драгоценные изделия: золотые сережки со светлыми камушками, серебряное запястье, серебряные колты-подвески сканого серебра, золотую гривну, весом в добрые полфунта, и несколько золотых монет.

- Откуда? - вновь вопросила пораженная Марийка.

- То долгий сказ, доченька, и не каждому его поведаешь. Но тебе скажу, дабы о худом не думалось... Служила как-то в мамках у ростовского боярина Бориса Сутяги старушка Фетинья. Непростая старушка. Бог ее особым даром наделил - недужных людей искусно пользовать²⁵. Еще девчушкой она мальчонку Бориску от верной погибели спасла, да так и осталась в его хоромах. Всем сердцем к нему прикипела, и любила так, как иная мать своё дите не возлюбит. Борис-то Сутяга хоть и был великим скрягой, но Фетинью щедро отблагодарил. Старуха не раз его от смерти спасала и в тайных делах его была подручницей, но о них толком ничего не ведаю.. Ларец-то с богатством боярин Сутяга года за три до своей кончины Фетинье подарил.

- А к тебе-то, маменька, как попал?