Святая ведьма

Волна ненависти захлестывает Людмилу с головой. Даже третий удар не останавливает ее от броска. Она вырывает ворот и пантерой взвивается в воздух.

Плевать, если не выживу, но я доберусь до его горла! Перегрызу!

— Я убью тебя!

Яркая вспышка, гораздо ярче, чем от удара Павла Геннадьевича. Глаза слезятся, а ноги теряют опору…

Невесомость…

Падение в никуда…

В черную пропасть, откуда тянут руки многочисленные жертвы инквизиции. Они снуют где-то там, в глубине и ждут новую душу. Ждут новую историю. Хотят рассказать свою…

Падение заканчивается острой болью в ребрах. Людмила налетает спиной на кадку с пальмой, и деревянная посудина дает трещину. Или это трещат ребра?

— Это забавно. Я даже готов предоставить тебе еще один шанс, ведьма. Попытайся.

Сквозь пелену в глазах Людмила видит, как Павел Геннадьевич снимает отбросивший ее святой треугольник. Он делает руками приглашающий жест, мол, давай, вставай.

Девушка стискивает до боли зубы и пытается встать. Ноги разъезжаются на скользком паркете, и она падает обратно. Бьет кулаком по полу. Она должна встать!

— Ты мне так напоминаешь перевернутого на спину жучка. И я могу тебя раздавить с такой же легкостью. Неужели ты на самом деле думала, что сможешь справиться со мной?

Как же я тебя ненавижу!!!

Руки упираются в пол. Еще одно усилие. Получается привстать, а после и выпрямиться. После болевого шока от святого треугольника колени ходят ходуном, а руки отчетливо дрожат. Людмила отбрасывает волосы со лба. Блузка уже не застегивается, а длинные полы только мешают, поэтому она срывает ее с себя и остается лишь в бюстгальтере.

— А-а-а, ты хочешь эротичных игр? Что же, я не против этого. Можем даже последний раз устроить прощальный секс, — Павел Геннадьевич снимает и отбрасывает пиджак, расслабляет узел галстука.

— Я убью тебя, — срывается с губ Людмилы.

— Ну, это мы еще посмотрим, — улыбается верховный инквизитор. — Неужели ты не понимаешь, что осталась одна и никакой Фердинанд тебе не поможет? Ты должна молить меня о том, чтобы я подарил тебе быструю смерть, а ты все кочевряжишься. На колени!

Людмила в ответ на окрик хватает стул. Увы, Павел Геннадьевич гораздо сильнее и успевает перехватить его за ножки. Один рывок и Людмила остается без своего импровизированного оружия.

Инквизитор делает к ней быстрый шаг и хватает за волосы. Людмила вскрикивает и непроизвольно хватается за его запястье. Павел Геннадьевич впивается в шею слюнявым поцелуем. Вторая рука скользит по внутренней поверхности бедер, а после поднимается выше. От резкого движения рвутся лямки.

— Хм, они все такие же красивые, — Павел Геннадьевич пытается поймать губами сосок правой груди, но Людмила отталкивает его голову.

Она вспоминает, что у нее есть ногти, и на щеках верховного инквизитора расцветают алые полосы.

— Дрянь! — вскрикивает инквизитор и швыряет бывшего секретаря на ковер.

Он возвышается над ней победителем. Людмила замечает, что его ширинка оттопыривается. Его возбуждает борьба? Тогда пусть возбудится еще больше!

Увы, удар ноги приходится в бедро инквизитора, а вовсе не в пах, куда она так метилась. Он же набрасывается на нее яростным зверем и с рычанием рвет остатки одежды.

Людмила пытается вырваться, выползти из-под тяжелого тела, даже вновь пустить в ход ногти, но на этот раз Павел Геннадьевич начеку. В несколько движений он связывает ее запястья галстуком и пару раз бьет открытой ладонью по лицу.

Удары несильные, такие, чтобы лишь оглушить, но не дать потерять сознание. Верховному инквизитору она нужна соображающая и осознающая, что с ней делают.

Последние кружевные лоскуты отлетают прочь, и инквизитор устраивается между насильно расставленных ног.

— Тебе не должно понравиться, но если хочешь, то можешь… можешь называть меня Фердинандом.

Какая же у него гнусная рожа!

— Ой, да ты сухая, как сгоревшая кожа у твоей матери. Это не дело! — инквизитор плюет на ладонь и растирает влагу между ног Людмилы.

— Тварь! Как же я тебя ненавижу! — Людмила пытается укусить Павла Геннадьевича, но тот со смешком затыкает ей рот остатками бюстгальтера и жестким толчком врывается в нее.

На этот раз он наслаждается не покорностью девушки, а ее бессилием. Он внимательно смотрит, как чуть прикрываются глаза, когда он делает очередное движение бедрами. Людмила не стонет, сдерживается, но это даже хорошо — тем приятнее будет стон, когда она сдастся.

Теперь главное не собственное удовольствие, а ее унижение и боль. Она должна застонать и поэтому верховный инквизитор с силой раз за разом заполняет ее.

Если бы ненависть могла сжигать, то Павел Геннадьевич давно бы сгорел в двух лучах, бьющих из глаз Людмилы.

— Ник-то те-бе не по-мо-жет! Ты сго-ришь на кост-ре пос-ле пы-ток! — пыхтит верховный инквизитор над девушкой.

Она пытается сжать мышцы внизу живота, чтобы доставить ему как можно больше боли, но он не обращает на это никакого внимания и продолжает бешено врываться в девушку.