Святилище

Я попробовала пошевелить ногой, с удивлением и облегчением обнаружив, что она чувствуется прекрасно. Я встала и осмотрела своё бедро. Тонкий белый шрам пересекал выступ бедра, единственный признак того, что я была ранена. Я переступила с ноги на ногу и вошла в спальню.

Рафаэль сидел на полу. Как и прежде, его рука лежала на груди Малачи. Окровавленные рубашка и штаны Малачи были свалены в углу, а его тело было укрыто до пояса одеялом, которое я нашла прошлой ночью. Я потупила взгляд.

— Мне нужно найти кое-какую одежду. Как долго я спала?

— Недолго, — сказал Рафаэль, кивнув на комод. — Постарайся найти что-нибудь подходящее.

Я закатила глаза и рассмеялась.

— Безусловно. Моя последняя одежда была размера XXL.

В конце концов, я нашла пару серых штанов, которые приблизительно подходили по размеру, и не станут замедлять мои движения, и отвратительную зелёную хлопчатобумажную рубашку, которая была немного маленькой, но достаточно удобной. Я даже нашла потрёпанную ленту в верхнем ящике, которую использовала, чтобы убрать свои сумасшедшие волосы. Я повернулась к Рафаэлю, который наблюдал за мной с отстранённым любопытством. Как будто он чего-то ждал.

Мой взгляд снова метнулся к койке. Малачи был очень неподвижным.

— Как он?

— Ему уже лучше. Стабилен.

Я подошла на несколько шагов ближе.

— Почему он не просыпается?

Рафаэль повернулся на коленях, его взгляд остановился на лице Малачи.

— Время покажет. Ну что ж, — бодро сказал он, поднимаясь на ноги. — Мне нужно идти… к пациентам.

— Что? Как ты можешь оставить его одного, если он даже ещё не пришел в себя?

— Он не один. Ты с ним.

— Но… но…

Но я должна идти.

— Я вернусь позже. Если ты действительно чувствуешь, что должна уйти, пожалуйста, уходи. Никто тебя не остановит.

Взгляд его серых глаз встретился с моим кристально чистым, совершенно непроницаемым взглядом. Затем он повернулся и пошёл прочь.

Я всё ещё заикалась, как идиотка, когда входная дверь захлопнулась.

Я должна уйти. Сейчас.

Малачи может не позволить мне уйти, если я останусь здесь и дождусь его пробуждения. Он, возможно, бросит меня обратно в камеру. Может даже заставит меня пойти в Святилище. Он может помешать мне достичь цели пребывания здесь. Он может обречь Надю страдать здесь вечно. Кто сказал, что что-то изменилось?

Но… как я могла оставить его в одного? Как я могла оставить этого парня, который рисковал своей жизнью ради меня, даже после того, как моя глупость привела к смерти одного из его Стражей? Как я могла оставить его одного и беспомощного? Что, если он проснётся, наверное, слабый и, наверное, будет страдать от боли, и здесь не будет никого, кто мог бы позаботиться о нём?

— О, ты поставил меня в очень трудное положение, большой придурок. Как только Рафаэль вернётся, я уйду.

"А до тех пор я здесь. Я не оставлю тебя".

Взяв на себя обязательство, по крайней мере, до прибытия подкрепления, я развернулась и решила впервые по-настоящему хорошо его рассмотреть. Его оливковая кожа вновь обрела здоровый цвет. Шея, так изуродованная прошлой ночью, была гладкой, но была покрыта красными и серебряными узорами. Возможно, он будет носить этот шрам вечно. Или так долго, сколь здесь живут люди. Я скользнула взглядом вниз к его плечам и груди, животу… всё было залито кровью. Длинный толстый шрам пересекал его левое плечо — память о битве с Ибрамом-шейхом, — но это не привлекло моего внимания. У Малачи было самое впечатляющее мужское телосложение, которое я когда-либо видела вблизи. Или по телевизору, если уж на то пошло. Я не могла оторвать от него глаз. Видимо, беготня по гигантскому городу, охота на ядовитых животных-людей вылились в довольно великолепную рельефность.

— Ого. Лила, отвернись. Сосредоточься, — приказала я себе. — Капитан, давай приведём тебя в порядок.

Через несколько минут я принесла в спальню миску с водой и полотенце. Вода в городе пахла очень странно, кислятиной с металлическим привкусом. Как люди умудрялись поддерживать свою жизнь, выпивая её — и поедая эту ужасную пищу, — было выше моего понимания. Я не ела с тех пор, как оказалась тут, и… погодите-ка, это казалось действительно странным. Я пробыла в городе, по меньшей мере, два дня и совсем не была голодна.

Я окунула полотенце в миску, выжала из него лишнюю воду и приступила к делу. Я напевала себе под нос, пока работала, очищая его кожу, следя, чтобы не осталось ни пятнышка. Я трижды меняла воду в миске, прежде чем закончила, и очень сожалела, что в этом месте нет приличного мыла. То, что находилось в ванной комнате, выглядело серым и грубым, и я не могла вынести того, чтобы помыть этим мылом беззащитного, потерявшего сознание человека.

Я потратила слишком много времени и внимания на его грудь и живот, но не потеряла контроль. Я позволила одеялу, накинутому на его талию, служить мне пограничным маркером. Я никогда не могла так прикоснуться к парню, и это казалось лучшим способом сделать это — когда он был беспомощен, неспособен подняться и причинить мне боль.