Святилище кровавой луны

«Охраняй периметр или что-нибудь», – выдыхаю я, прижимаясь щекой к сумке.

– Я тебе не пес, – отрезает он.

Ты прав. Псы так не раздражают, я вскипаю от злости и делаю глубокий вдох.

Я не могу подавить стон, срывающийся с моих губ, когда я вытаскиваю руку из-под себя, чтобы встать на четвереньки. Мой желудок сжимается, и я прикусываю язык, чтобы сдержать тошноту. Пальцами я касаюсь края кровати, шаря вдоль нее, пока не нахожу что-то, за что можно ухватиться, и, когда мне это удается, я с трудом поднимаюсь на ноги.

Комната вращается, и я отступаю назад, пока снова не упираюсь в стену.

«Нет, я в порядке. Мне просто нужно промыть рану, и все будет хорошо, пока мы не отыщем целителя», – размышляю я, пытаясь отгородиться от мыслей о скорой смерти и надеясь, что Гидеон этого не знает.

Мне кажется, я слышу, как он сдвинулся со своего места. Но я не могу быть уверена.

– Оставайся на месте. – Я не смотрю на него, вдруг он раскусит мою ложь. – Мне нужно по нужде.

Я с усилием переставляю ноги, хватаясь за дверь, чтобы не упасть, и проскальзываю в прохладный коридор, не дожидаясь ответа. Я не утруждаю себя тем, чтобы закрыть дверь, прислоняюсь к стене и иду, опираясь на нее, чтобы добраться до входа в гостиницу. Мои глаза привыкают к темноте, и я оглядываюсь по сторонам, проверяя, следует ли за мной Гидеон, но ничто не привлекает моего внимания. Мне кажется, я видела снаружи стойло или, может быть, даже конюшню. Там я смогу промыть свою рану.

Время. Это все, что мне нужно.

Я выхожу, спотыкаясь. Мне кажется, что звезды вращаются и взрываются, когда у меня начинает заканчиваться в легких воздух. Один шаг, два шага, три шага, но я не успеваю сделать четвертый и падаю на глинистую землю от боли, пронзающей все мое тело. На глазах наворачиваются слезы, обжигающие щеки, и меня тошнит. И тошнит. И тошнит. Ничего не выходит, но меня все еще тошнит, и все снова болит. Моя грудная клетка сжимается, пытаясь выплеснуть содержимое желудка.

Я корчусь до тех пор, пока не замечаю, как теплая рука чертит круги у меня на спине. Я чувствую позывы к рвоте до тех пор, пока не забываю о своих волосах, которые убирают с лица. Меня тошнит до тех пор, пока я не перестаю слышать тихий мужской шепот. Меня рвет до тех пор, пока мое тело не сдается, и я перестаю издавать звуки, прижимаясь к твердой груди, дыша медленно, неглубоко, уставившись на луну, и холодные слезы текут по моему лицу.

Я ничего не чувствую.

Ни силы.

Ни боли.

Ни страха.

Ничего.

Впервые за многие годы я чувствую умиротворение. Спокойствие.

Теперь, когда Сатрина мертва и больше не управляет душами ушедших, куда отправится моя сущность без той, кто будет решать мою судьбу? Стану ли я такой же, как Гидеон, когда умру?

Луна, кажется, становится ближе, когда тепло проникает мне под колени и распространяется по спине. Внезапно она исчезает из виду, и все, что я вижу, – это тени на лице Гидеона, изгибающиеся на его щеках и скрывающие блеск его глаз.

– Куда ты меня несешь? – шепчу я, не уверенная, услышал ли он и говорила ли я вообще.

Он наклоняет лицо к моему с такой напряженностью, словно вот-вот его глаза будут застланы слезами. Боль пронизывает каждую черточку его лица, и единственный огонек в его глазах – это мрачная печаль.

– Тебя отравили. Тебе вообще не следовало ходить – так яд распространяется еще быстрее.

Он должен был взбеситься. Он должен был прийти в неистовство из-за того, что я не сказала ему, что рисковала его свободой, скрывая рану. Но нет. По крайней мере, не в отношении меня. Боль сочится из каждого его слова, как удар ножом в сердце. Раньше никто так не беспокоился обо мне, никто так не злился на меня из-за моей собственной боли.

Прямо над его головой появляются деревья, и с моих губ срывается стон, когда он с легкостью опускает меня на разросшуюся траву.

– Я сейчас вернусь. – Он неуверенно заправляет прядь волос мне за ухо, прежде чем быстро исчезает. Он уходит в ночь, оставляя меня в окружении зеленых стеблей, которые, кажется, простираются далеко за пределы видимости. Мои глаза медленно закрываются, убаюкиваемые деликатным жужжанием насекомых в дикой природе.

Я чувствую покой. Покой от того, что я наконец-то освобожусь.

Мягкое поглаживание скользит по моей коже, прежде чем меня будит звук щелчков, шлепков и перетирания. С трудом приоткрыв глаза, я медленно моргаю.