Святилище кровавой луны

Гидеон сидит на коленях рядом со мной, и я едва различаю мягкий зеленый мех и маленькую круглую мордочку. Он держит лапки онафа обеими руками. Ядовитое существо смотрит вперед в растерянном оцепенении, наблюдая, как его маленькие лапки управляются большими руками: они перекладывают цветы, орехи и ягоды с лесной подстилки на большой лист, смешивая его со всем остальным, что там есть. Я пыхчу, тяжело дыша, когда не удается рассмеяться при виде этого зрелища. Интересно, что происходит в голове существа, болтающегося в воздухе, в то время как кто-то невидимый направляет его конечности?

Длинный пушистый хвост онафа мотается взад-вперед, слегка касаясь моей щеки легким успокаивающим движением. Зелено-голубой мех на его округлом брюхе испачкан грязью и ягодами, как будто Гидеон нес припасы на его животе. Область вокруг глаз у животного глубокого синего цвета, переходящая в нежно-бирюзовый там, где должны быть брови. Я всегда думала, что, если бы онафы не были такими смертоносными, я бы хотела завести себе такого.

«Ты пытаешься убить меня?» – я бессильно шучу под его пристальным взглядом. Хотя его лицо бесстрастно, из его глаз исчезает темнота, как будто он рад видеть меня бодрствующей. По коже пробегает дрожь, и я кутаюсь в плащ с пустым оцепенением.

«Если бы я хотел убить тебя, я бы сделал это быстро и безболезненно». – Уголки его губ приподнимаются в едва заметной улыбке, в то время как остальная часть его лица меняется. Зверек снова прищелкивает языком, вырываясь из его хватки и пытаясь слизать приготовленную им пасту.

«Они не причинят тебе вреда, если ты не навредишь им, – добавляет Гидеон, заметив мой обеспокоенный взгляд, когда онаф облизывает воздух. Он поудобнее ухватывает существо, вынимая пальцы его из-под плеч, позволяя ему слизать пасту со своих рук. – Распространено мнение, что именно их слюна смертельно опасна, но на самом деле все совсем наоборот: это лекарство от нескольких ядов. Его страх – это то, что может свергнуть даже самых сильных королей», – продолжает он.

Пряди алых волос прилипают к моему вспотевшему лицу, когда я киваю, не совсем понимая, что он имеет в виду.

«Как ты держишь онафа?»

Он не отвечает, и я обнаруживаю, что у меня нет сил повторять это снова.

– Лунный эльф, – бормочет он себе под нос, когда звуки на заднем плане становятся все более отчаянными. – Лунный эльф, который сияет ярче самой луны, – он произносит это тихо, как будто его слова не предназначены для того, чтобы я их слышала.

Я легко провожу пальцами по траве, чувствуя, как она покалывает мою кожу. Разочарованные прищелкивания онафа становятся почти ритмичными, они как будто убаюкивают меня, раскачивая мой разум вперед-назад, вперед-назад.

– Останься со мной. – Гидеон начинает работать быстрее, каждое его движение пропитано яростью. – Я запрещаю тебе умирать у меня на руках, маленькая луна.

Открываю рот, чтобы заговорить, но он застывает открытым, и я теряю силы сказать что-то еще.

Искры щекочут мою кожу, когда его теплая рука прижимается к моей щеке. Моя душа тянется к нему, желая, чтобы он был ближе ко мне. Место, где его кожа касается моей, вспыхивает фейерверком, как будто так и должно быть при каждом прикосновении. Мои глаза распахиваются, чтобы встретиться с его взглядом, и тихий вздох срывается с моих губ. Ветви над Гидеоном цепляются за небо и протягивают к нам свои костлявые пальцы. Между ними мерцают звезды, появляющиеся и исчезающие из бытия, – дети богини. И все же мое внимание поглощает не яркость неба, а мужчина, который смотрит на меня, и в его глазах отражается все ночное небо, наполненное всепоглощающей болью.

Он медлит.

– Ты мне доверяешь?

Этот вопрос сбивает меня с толку. Доверяю ли я ему? Я не знаю, что ответить на этот вопрос. Я знаю, что он не убьет меня, и ничто в этих глазах не говорит мне о том, что он причинит мне боль. Прямо сейчас. Я слышу, как тени смеются и плачут.

Я киваю и наблюдаю, как его рука опускается к моим ногам, задирая мое верхнее платье и тунику, пока ночной воздух не целует кожу моего живота. Материал отслаивается от раны, но я не чувствую ничего, кроме холода, от которого по спине пробегают мурашки. Мне не нужно спрашивать его о состоянии раны – его глаза говорят сами за себя.

– Будет щипать, – произносит он с напускным спокойствием, но мне кажется, я улавливаю муку, пронизывающую его черты. Или, может быть, мой разум снова играет со мной злую шутку.

Он снова обхватывает онафа двумя руками, используя зверька, чтобы взять пасту и равномерно распределить ее по большому листу. Медленно он прикладывает лист к моей ране, и я вскрикиваю от укуса холода. Он застывает, сглатывая комок в горле, прежде чем прижать лист к моей коже.