Владыка начал свое епископское служение в Шанхае в 1934 году – год моего рождения в этом большом международном торговом порту Китая. Моей семье принадлежал дом всего лишь в трех кварталах от величественного собора в честь иконы Пресвятой Богородицы «Споручница грешных», и родители пешком ходили с нами, детьми своими, в этот собор по воскресеньям и праздничным дням. Брат и я с 1939 года и вплоть до нашего отъезда навсегда из Шанхая на остров Тубабао в январе 1949 года посещали католическую школу, находившуюся рядом с собором. Очень смутно помню торжественное освящение владыкой огромных, величественных золотых крестов и поднятие их на пять куполов только что построенного прекрасного собора. Рядом с собором был построен и епархиальный дом в несколько этажей, над серединой которого возвышалась башня-колокольня. Помню, за епархиальным домом находился недостроенный фундамент для второй церкви, где владыка всегда совершал чин великого освящения воды в праздник Богоявления. Летом, когда школа была закрыта, мы с братом часто приходили туда и играли на довольно большом церковном участке.
Мне было лет восемь или девять, когда однажды жарким летним днем я вошел в огромный, всегда прохладный собор, чтобы отдохнуть от жары. День был будний, время – около 7 часов вечера, когда было еще совсем светло. Шла вечерняя служба, совершавшаяся дежурным священником, и собор был почти пуст. Епископ Иоанн стоял на своем месте – возле массивной колонны между главным алтарем и правым приделом, перед аналоем с богослужебными книгами. Впоследствии я узнал, что владыка отстаивал ежедневно все девять установленных Православной Церковью суточных богослужений и что он каждый день причащался. После службы я подошел к нему под благословение. Он спросил, как меня зовут, и пригласил к себе «поговорить». Никогда не забуду, как он, прежде чем оставить храм, клал земные поклоны перед каждой иконой в огромном соборе, как бы прощаясь на время со своими близкими друзьями – святыми, а я следовал за ним, держа в руках его посох. Моя детская душа сразу потянулась к этому необыкновенному человеку, подсознательно почувствовав ту глубокую христианскую любовь, которую владыка питал к людям, в особенности к детям.
Впервые вступил я в его большой кабинет на втором этаже епархиального дома. Весь правый угол кабинета, от потолка до уровня стоявшего в углу аналоя, заполнен был множеством икон всевозможных размеров. Почему-то мне показалось совершенно естественным, что владыка, войдя в свой кабинет, стал немедленно класть перед иконами земные поклоны и опять продолжительно молиться. Наконец он сел за свой стол, который весь был буквально завален бумагами, и долго со мной беседовал.
Как и впоследствии, говорил он о Церкви, о жизни ее подвижников и святых, о мучениках, о церковных праздниках. Не хотелось уходить домой от этого необыкновенного человека.
Было уже темно, когда владыка меня благословил и велел идти домой. Я начал ежедневно утром и вечером посещать богослужения в соборе и прислуживать. В будничные дни владыка часто сам потреблял Святые Дары, оставаясь в глубокой молитве в алтаре еще долгое время после ухода служащего священника. И опять, как всегда, прикладывался он ко всем иконам в соборе, прежде чем выйти из него и направиться в свои покои.
Беседуя со мной в своем кабинете, владыка иногда на несколько секунд засыпал. Я узнал, что он никогда не ложился спать в кровать, лишь предавался краткому сну на стуле или на коленях перед своими любимыми иконами, как его иногда заставал его секретарь, некто господин Кантов.
Был я свидетелем такого необыкновенного случая. Как-то вечером, во время беседы со мной в своем кабинете, владыка ответил по зазвонившему у него на столе телефону. Не знаю, с кем говорил святитель, но никогда не забуду, как, продолжая говорить, владыка уронил телефонную трубку и задремал. Трубка лежала в подряснике на его коленях, а он, продолжая дремать, еще долго говорил с позвонившим ему человеком. По законам физической природы совершенно было невозможно ни владыке слышать того, кто позвонил ему, ни тому человеку слышать, что отвечает ему владыка. Однако по продолжительности и смыслу того, что говорил святитель, мне ясно было, что – чудесным образом – происходит разговор!
Однажды принесли владыке в кабинет обед: помню, была тарелка борща и кисель в кружке. Он был один, а я находился в соседней комнате, куда принесли и мне ту же скромную трапезу. И вот я вижу через открытую дверь, как владыка выливает сладкий кисель в тарелку с борщом и начинает эту бурду безвкусную есть. В то время мне, ребенку, эти случаи показались совершенно естественными для владыки.