Святители и власти

Приближалась пасха. Этот праздник неизменно собирал в столице великое множество людей из окрестных сел и деревень. Гонсевский, опасаясь чрезмерного скопления народа в Москве, требовал запретить пасхальное шествие. Глава семибоярщины Мстиславский не решился исполнить его волю, боясь прослыть слугой «безбожных еретиков». По той же причине бояре распорядились на время праздников освободить из-под домашнего ареста главу церкви. Важно было убедить население в том, что святейший патриарх остается в лагере законного московского боярского правительства.

17 марта наступил день пасхи. Под перезвон бесчисленных колоколов патриарх «на осляти» выехал из ворот Кремля. Двадцать нарядных дворян шли перед патриархом, расстилая на его пути дорогую ткань. За ним везли сани с древом, увешанным яблоками. Сидевшие в санях мальчишки распевали псалмы. Москвичи по привычке поздравляли друг друга с праздником и христосовались в знак взаимного примирения и прощения. Но на их лицах не было и тени радостного умиления. Не мир, а вражда и ненависть витали над городом. На третий день после пасхи в Москве вспыхнуло восстание, круто переменившее судьбу патриарха Гермогена.

К весне 1611 года недовольный столичный люд более не сомневался: боярское правительство доживает последние дни. Со всех сторон к Москве двигались отряды земского ополчения. Патриоты деятельно готовили восстание в столице. Они незаметно стягивали в город силы, доставляли оружие. Глухими переулками возвращались по ночам в Москву стрельцы. Горожане охотно прятали их в безопасных местах. Переодевшись в городское платье, ратные люди терялись в уличной толпе и беспрепятственно проникали внутрь крепостных укреплений.

Боярское правительство сознавало, что восстание на посаде может вспыхнуть в любой момент. Поэтому был издан приказ об изъятии у москвичей оружия. Гонсевский помог претворить его в жизнь. Солдаты Гонсевского и боярская стража отбирали у посадских не только пищали и сабли, но даже топоры и ножи. Тех, кто нарушал запрет, ждала смертная казнь. На городских заставах стража тщательно обыскивала обозы. Нередко в телегах под мешками хлеба находили длинноствольные пищали и сабли. Оружие отбирали и отправляли в Кремль, а возниц топили в реке. Казни, однако, не помогали — оружие все равно доставлялось в столицу.

С утра 19 марта Мстиславский, Салтыков и Гонсевский стали готовить внутренние крепости к боевым действиям. Солдаты свозили орудия и устанавливали их на стенах Кремля и Китай-города. «Меньшой люд» не скупился на брань и насмешки по адресу солдат. Один из ротмистров, руководивший установкой пушек возле Водяных ворот, распорядился привлечь к работам извозчиков, издали наблюдавших за солдатами. Извозчики понимали, на кого обратится огонь пушек, и отказались помогать. Тогда наемники ухватили несколько мужиков за шиворот. Началась потасовка. Извозчики ловко орудовали оглоблями, но не могли оборониться от сабель и мушкетов.

Кремлевские часовые дали знать о происходящем Гонсевскому. Не дослушав обедни, тот выскочил из Фроловских ворот на площадь и попытался положить конец драке. Но, увидев множество убитых москвичей, он махнул рукой и, по словам польского очевидца, предоставил наемникам «докончить начатое дело». Вскоре стычка превратилась в побоище. В Кремле запели трубы. Роты строились вокруг знамен и в боевом порядке атаковали безоружную толпу. Наемники кололи и рубили всех, кто попадался им под руку. Они завалили горами трупов площадь и прилегающие рыночные улочки. Столица давно походила на пороховой склад. Народное недовольство достигло крайних пределов. Резня в Китай-городе оказалась искрой, брошенной в порох. В Белом и Земляном городе, по всему Замоскворечью тысячи москвичей взялись за оружие. Восстание посада поддержали стрельцы.

Наемные роты, разделавшись с толпой в Китай-городе, получили приказ занять Белый город. Однако тут с первых шагов они натолкнулись на организованное сопротивление. Стоило вражеским солдатам показаться на улице, как москвичи в мгновение ока воздвигали на их пути баррикады. С дворов тащили вязанки дров, выбрасывали на улицы бочки, столы, лавки. Конница наталкивалась на завалы и останавливалась. Улочки были узкие, и, пока одни старались достать всадников шестами из-за изгородей, другие осыпали их градом камней, третьи стреляли с крыш и из окон. В нескольких местах жители раздобыли пушки и установили их посредине улиц. Конные роты были вынуждены отойти в Китай-город и Кремль. Их место заняли отряды немцев-наемников, чья жестокость не знала пределов. Когда солдаты Якова Маржарета вернулись после побоища в Кремль, они походили на мясников. С ног до головы их покрывала кровь москвичей. Действия королевских наемников вписали самую трагическую и кровавую страницу в историю московской Смуты. Вина за трагедию пала в равной мере как на Гонсевского, так и на бояр.