Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

В Институте научного атеизма было создано несколько тематических исследовательских групп, где бок о бок работали зрелые ученые, аспиранты и местные кадры, фокусируя внимание на специфических «проблемных» зонах с целью координации атеистической работы в масштабах страны и согласования теории с практикой640. Первые исследования института были посвящены деятельности религиозных организаций и религиозности населения определенных районов; в них были поставлены вопросы о представлениях современных верующих о Боге и общественных отношениях (1964–1965), о причинах соблюдения религиозных обрядов (1964), о сущности религиозных эмоций (1964), об эмоциональном воздействии религиозных обрядов (1964) и о причинах, по которым люди разрывают с религией (1964)641. В исследованиях ИНА анализировались социальные и культурные условия жизни советских людей: где и как часто они ходят в церковь; насколько они знакомы с историей и догматикой своей веры; что они думают о местном религиозном сообществе и о священнике; какую часть своего дохода они отдают церкви и как много тратят на религиозные нужды; а также соблюдают ли они обряды, и если да, то какие именно642. Но хотя специалисты собирали все больше информации, а ее качество все улучшалось, тем не менее сохранялась несогласованность между проблематикой этих трудов и запросами атеистического аппарата. Внутреннее противоречие между описывающей (исследовательской) и предписывающей (политической) функциями института – а также между обеспокоенностью современным состоянием идеологической работы и осторожным подходом к переменам – становилось все более и более явным.

В поисках атеистической духовности

Теоретики атеизма осознавали необходимость изучения психологии религиозности, чтобы определить, каким образом атеизм может удовлетворить духовные потребности человека; но для этого предстояло определить, что именно представляет собой атеизм. По существу, этим вопросом теоретики атеизма задавались постоянно. Есть ли у атеизма собственное позитивное содержание, помимо отрицания религии? В поисках ответа теоретики вели дискуссии о том, как атеизм соотносится с другими научными дисциплинами, такими как философия, история, богословие и религиоведение, и является ли атеизм (и сопутствующая ему критика религии) составной частью марксистско-ленинской философии или же самостоятельной дисциплиной. Прежде всего эта проблема встала в ходе дискуссии о том, как преподавать научный атеизм в высших учебных заведениях643. В соответствии с постановлением ЦК КПСС от 2 января 1964 г. научный атеизм стал обязательным курсом для студентов университетов и педагогических институтов, но теоретики атеизма не могли прийти к согласию даже по вопросу о том, какая кафедра должна преподавать эту дисциплину, что и выявило существенные расхождения даже на самом верху относительно сущности этой дисциплины. Не было консенсуса и по вопросу о том, каково должно быть содержание курса. Следует ли в программе курса с критических позиций преподносить историю религии, прослеживать развитие неверия в философской мысли или, наконец, сосредоточиться на том, как достижения науки разрушают религиозную картину мира? Кроме того, теоретики атеизма столкнулись с практическим вопросом – кто будет преподавать новую дисциплину. Поскольку прежде такой курс никогда не преподавался систематически в высших учебных заведениях, не было и подготовленных преподавателей, а это означало, что преподавание курса следует поручить преподавателям других дисциплин, прошедшим ускоренную переподготовку644. Лишь немногие специалисты в области естественных наук, историки и философы были хорошо знакомы с предметом, а многие к тому же сопротивлялись попыткам привлечь их к атеистической пропаганде. Например, преподаватели естественно-научных дисциплин оправдывались тем, что их дисциплины являются атеистическими если не по форме, то по содержанию, поскольку дают студентам научные знания – такой аргумент звучал в ранний советский период в ходе дебатов о том, должно ли советское образование быть антирелигиозным или просто безрелигиозным, но в поздний советский период он уже исчерпал себя.