Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Пытаясь создать позитивные основания атеизма, теоретики критиковали те определения, где делался упор на его негативные характеристики. Например, Губанов проводил аналогию между понятиями «атеизм» и «коммунизм» и отмечал, что коммунизм как категория существенно пострадает, если определять его только как противоположность капитализму; впрочем, сам он так и не дал позитивного определения коммунизма645. В свою очередь, философ Борис Григорьян доказывал, что отрицание составляет саму сущность атеизма, поскольку он основан на критике. «Мне кажется, мы можем говорить о некоторых особенностях критического духа, негативного духа, если хотите, нашего атеизма как науки», – заявил Григорьян; более того, продолжил он, «нет ни одного раздела, ни одного пункта в марксизме, который не носил бы критический характер, не имел бы в той или иной форме, по вашей терминологии, негативную форму»646. Тем не менее, хотя теоретики не могли прийти к консенсусу по определению атеизма, они единодушно соглашались, что, акцентируя внимание на критической стороне атеизма, невозможно преобразовать сердца, умы и мировоззрение советских людей. Инга Кичанова, молодой специалист из ИНА, доказывала, что причиной неудач атеистического воспитания была недооценка роли религии в индивидуальной и социальной психологии. Проблема атеизма, по мнению Кичановой, связана с разработкой «проблем гуманизма», необходимой для определения «путей к тому, чтобы восполнить в человеке ту потребность, которая заставляет его обращаться за помощью не к земным силам, не к социальной организации, а к потусторонним силам». Социалистический гуманизм должен был «создать гармонический духовный мир человека, не нуждающегося в обращении к потусторонним силам»647.

Некоторые участники дискуссии доказывали, что атеизм можно рассматривать как часть философских дисциплин и что он требует серьезного отношения к человеческой личности648. Молодой специалист из ИНА Ирина Галицкая соглашалась с тем, что происхождение атеизма связано с отрицанием религии, но настаивала, что пришло время «расширить» круг проблем атеизма и включить в него проблемы, «связанные с личностью человека, отношением человека к жизни и себе, то есть теми проблемами, на которых вырастает религия». Галицкая отмечала, что в советской философии нет практически ни одного исследования на тему личности человека. Человек рассматривается «то как субъект, то как объект познания, т. е. как носитель производительных сил, но как личность в целом человек не рассматривается, как рассматривался человек философией Возрождения». Поскольку личность остается на заднем плане советской философии, связанные с ней проблемы – счастье, страдание, смысл жизни и смерти – также вытеснены на периферию. «У нас, – заметила Галицкая, – молчаливо как-то исходят из того, что человек не должен страдать, что он при коммунизме страдать не будет». Поэтому советская этика предпочитала концентрировать внимание на проблеме счастья. Результаты, по наблюдениям Галицкой, часто были комичны, поскольку «в действительности смешно утверждать, что человек не будет всегда страдать по той или иной причине, не социальной. И это религия прекрасно использует и сумела дать утешение человеку». Религия, в отличие от атеизма, способна предложить человеку утешение перед лицом трудностей, горя и особенно смерти. Это становится очевидным, если обратиться к вопросу бессмертия. Диалектический материализм исходит из того, что люди смертны; но, по словам Галицкой, «какое утешение здесь человеку, когда говорят, что ты смертен, а материя вечна?» В советской философии подобные проблемы «не используются», тогда как религия «на этих проблемах расцветает». В результате она сделала вывод, что предметом атеизма должны быть проблемы «не чисто философские, может быть, это философско-этические, психологические [проблемы], которые связаны с личностью человека, его отношением к жизни»649. «Может быть, атеистическое воспитание будет состоять в том, что мы будем воспитывать такую личность, которая смысл… будет искать не в религии», – заключила Галицкая650.

Галицкая отметила, что советский атеизм не смог удовлетворить стремление к поиску смысла человеческого бытия и потребность в утешении перед лицом страданий. Если в этом свете рассматривать вехи атеистической работы, вопрос о том, как заполнить эту пустоту, становится не только схоластическим, но и практическим. Как сформулировал Окулов, «мы должны посмотреть, изучая атеистическую работу, насколько богата наша духовная жизнь, какие звенья и как работают в нашей идеологической работе, какие колеса не работают, нужно изучить, где потеряли человека»651. Для сотрудников ИНА, занятых поиском путей создания атеистического общества, атеизм был поэтому не теоретической проблемой академической науки, а практическим вопросом с реальными последствиями.

Атеистическая семья