Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Старшее поколение оставалось неконтролируемым хранилищем религиозных традиций и обычаев, даже когда государство пыталось ограничить религиозные практики, сокращая количество мест, где их можно было осуществлять легально. М. К. Тепляков, возглавлявший опорный пункт Института научного атеизма в Воронеже, доказывал, что важнейшим механизмом распространения религии является «авторитарная семья», особенно дедушки и бабушки, которые «на приеме ласковости» внедряют религию в жизнь детей. Проблема коренится в том, продолжал Тепляков, что пожилые люди изолированы в социальном плане; даже у тех, кто прежде был передовиком производства, связь с трудовым коллективом слабеет после выхода на пенсию. Воронежские партийные органы предприняли более или менее успешную попытку преодолеть эту тенденцию, организовав «клуб пожилых» и превратив его «в своеобразного помощника партийных организаций при решении многих вопросов». Представители местных властей – председатель колхоза или секретарь парткома – могут прийти в этот клуб, чтобы попросить совета по какому-либо делу, и «старикам очень приятно», что их мнение принимают во внимание. Задача, как отмечал Тепляков, состояла в том, чтобы «нейтрализовать религиозное влияние пожилых на детей в семьях, это как минимум, а главное завоевать стариков на свою сторону, чтобы они содействовали атеистическому воспитанию детей в школе»666. Наконец, изучение религиозности пожилых людей позволило также понять, что религия не является статичным феноменом и может иметь разное значение для одного и того же человека в течение его жизни667.

Все чаще исследователи приходили к выводу, что атеистическая работа должна переместить фокус своего внимания на «микросферу» – локальное сообщество и семью. Но теоретики атеизма признавали также, что трудно повлиять на эту микросферу с помощью просветительской работы. Они утверждали, что воздействовать на духовную жизнь можно с помощью эмоций. Чтобы объяснить «подвижность, нетематизированность, хаотичность и смутность религиозного сознания большинства современных верующих», следовало обратить внимание на внутренний мир обычных советских людей – этот проект, по общему признанию, было трудно осуществить, поскольку живая религиозность была переменчивой, не поддающейся точным определениям и почти всегда оставалась нечетко выраженной. Тем не менее новые подходы строились на том, что наилучший путь к духовному миру советского человека лежит через обрядность. Теоретики атеизма доказывали, что обряды обеспечивают не только сохранение, но и распространение религии и что атеистическая работа должна выработать эффективные меры по перекрытию этого канала религиозного влияния668.

Особенно тревожило воздействие религиозных обрядов на советскую молодежь. Работник атеистического аппарата из Горького по фамилии Стемаков сообщал, что социологические данные, полученные в результате изучения социально-экономического статуса, культурных особенностей и выраженных мотивов тех, кто принимает участие в религиозных обрядах, существенно отличаются от традиционных представлений. Одно из исследований показало, что большинство тех, кто приносит крестить своих детей, являются молодыми (68% – в возрасте от 16 до 45 лет) и высококвалифицированными рабочими (66,2%). Аналогичные результаты были получены по итогам исследования соблюдения католических и мусульманских обрядов. Причины, которыми взрослые объясняли свое решение крестить ребенка, были весьма далеки от сознательной веры; чаще речь шла об удовлетворении пожеланий друзей и родственников, а также о соблюдении норм местного сообщества. Было отмечено высказывание, что крещение – старинный русский ритуал, который надо соблюдать, чтобы быть не хуже других. Еще более неожиданным было то, что большинство этих молодых рабочих (60%), прежде чем нести ребенка в церковь, выполнили советские обряды, связанные с рождением ребенка, и все же до сих пор не понимали «вредной сущности религиозных обрядов», что свидетельствовало об отсутствии у них «какого-либо мировоззренческого и нравственного барьера против религиозной идеологии и обрядности»669. В результате, жаловался Стемаков, атеисты не знают, «за что прежде всего ухватиться, по чему прежде всего бить»670.