Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Для этого советский атеизм нуждался в мощных творческих силах, способных создать привлекательную атеистическую культуру. Но хотя в теории партия располагала целой армией кадров интеллигенции, на практике ей так и не удавалось мобилизовать творческие силы на атеистическую работу822. Научная интеллигенция разочаровывала идеологических работников тем, что без энтузиазма относилась к атеистической работе, а с творческой интеллигенцией дело обстояло еще хуже. Идеологические работники высшего звена жаловались, что творческая интеллигенция не просто остается «в стороне» от атеистического проекта, но создает в своих произведениях позитивный образ религии в советском обществе. Так, в аналитической записке, представленной в ЦК КПСС в 1971 г., «Об ошибочных оценках религии и атеизма в некоторых произведениях литературы и искусства», руководство ИНА отмечало, что интеллигенция не просто питает симпатию к религии, но изображает ее как стержень духовного наследия страны. Свидетельством тому был «повышенный спрос на… произведения русских религиозных философов-идеалистов» (таких, как Владимир Соловьев и Сергей Булгаков), возрождение интереса к посещению «туристских объектов культового характера» и «некритическое» изображение религии в некоторых произведениях современной литературы, например в повести Веры Пановой (1905–1973) «Сказание о Феодосии» (1967) или в очерках Солоухина «Родная красота (Для чего надо изучать и беречь памятники старины)» (1966) и «Письма из Русского музея» (1967)823. Солоухин, как подчеркивалось в записке, дошел до того, что в одной из своих публикаций назвал атеистов «иконоборцами».

Еще более тревожным, с точки зрения партии, было то, что «в определенных кругах интеллигенции становится „модным“, своего рода признаком „хорошего тона“, иметь в квартире вместо картины или эстампа – икону, возвеличивать „исторические заслуги“ церкви и „моральные достоинства“ религии и, наоборот, – высказывать ироническое или даже неприязненное отношение к атеизму»824. Как сформулировал литературный критик Феликс Кузнецов в статье, опубликованной в «Науке и религии» в 1972 г., «чем полнее и эффективнее будет решаться в нашем обществе вопрос о хлебе насущном, тем быстрее будет вставать перед людьми весь непростой комплекс проблем, связанных с хлебом духовным». Советские писатели ищут на них ответы «в разных, не всегда результативных направлениях» и иногда запутываются во «внеисторических, бесклассовых иллюзиях в отношении нашего исторического прошлого и настоящего, когда в качестве истока и резервуара духовных ценностей современного социалистического общества утверждалось патриархальное крестьянство, а также абстрактно понимаемый „национальный дух“»825. Даже немногие представители творческой интеллигенции, принимавшие участие в атеистической работе при Хрущеве, теперь, как Тендряков, все более отстранялись от атеистического проекта.

В 1950–1960‐е гг. Тендряков занял особое место в советской литературе, создавая атеистические произведения в жанре деревенской прозы826. Хотя произведения Тендрякова строились вокруг деревенской тематики, они несли в себе совершенно иное послание, чем произведения большинства его современников, работавших в этом жанре. В отличие от таких писателей, как Солоухин, считавших деревенскую жизнь сокровищницей аутентичной духовности и национального наследия, Тендряков создавал идиллические образы сельской культуры и обращался к теме ностальгии по религиозным традициям, чтобы показать ошибочность попыток укрыться от современности в мире, обреченном на отмирание. Если Тендряков начинал литературный путь как приверженец советского атеизма, то к концу 1960‐х гг. он все громче критиковал атеистический проект, создавая такие произведения, как «Апостольская командировка», где ставились под сомнение материальные и духовные ценности коммунистической идеологии и даже отвергался воинствующий атеизм. Вскоре после злополучного собрания в редакции «Науки и религии», на котором он схлестнулся с Крывелевым по поводу воинствующего атеизма, Тендряков представил записку в Центральный комитет, где в полном объеме изложил свое мнение относительно советского атеизма. Тендряков доказывал, что воинственность атеистической пропаганды может иметь опасные политические последствия, и взамен призывал к более тесному сотрудничеству с верующими ради единства советского общества. Тендряков писал, что «так называемый „воинствующий атеизм“ в том виде, в каком он у нас существует» должен быть признан «вредным» и «опасным», потому что он ведет к отчуждению верующих от общества, создает разделение и напряженность, которые могут подорвать сплоченность советского общества. За десятилетия атеистической работы «мы, увы, так и не смогли „осилить бога“», тогда как численность верующих продолжает расти от двадцати, тридцати или сорока миллионов до, возможно, ста миллионов. Кто же эти миллионы, спрашивал Тендряков – «враги ли нам, нашему строю, нашей политике? Или же нет?»827