Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

Но даже если партия критиковала Тендрякова и творческую интеллигенцию за их «невоинствующую» позицию по отношению к религии, она не могла заставить исчезнуть поднятые ими вопросы. Более того, хотя переосмысление значения религии в советском публичном дискурсе отчасти стало результатом творческой деятельности и социальной мобилизации интеллигенции, сама партия также внесла вклад в этот процесс, поскольку, стремясь держать под контролем возникающий интерес к духовному наследию, допустила религию в форме культуры в общественную жизнь. Как отметили Кормина и Штырков, переосмысление религии в идеологически приемлемых терминах – то есть в секулярной форме музейных экспозиций и исторических памятников – «тем не менее вводило в публичное пространство позитивный образ объектов религиозного происхождения»830.

Таким образом, брежневская эпоха стала поворотной точкой поисков места религии в советской коммунистической идеологии. Катриона Келли в своем исследовании, посвященном «социалистическим церквям» советского периода, показывает, как при Брежневе церкви из убежищ постыдного прошлого и отсталости (которые, утратив статус святынь, в лучшем случае были переделаны в общественно полезные места, такие как библиотеки, клубы или склады сельскохозяйственной продукции) превратились в священные места национальной памяти, сохранение которых для будущих поколений является долгом общества831. «Перекодирование» религиозных символов и объектов на «приемлемый для советской пропаганды язык» не было делом рук только творческой интеллигенции. Это было также результатом работы широкой сети советских кадров работников культуры – от музейных специалистов, экскурсоводов и лекторов-просветителей до сотрудников местных библиотек и домов культуры, – которые считали, что целью приобщения советского человека к религиозной культуре должно быть пробуждение «эстетических и патриотических переживаний», а не религиозных или националистических убеждений или сочувствия к таковым832. Размывание границ между религией как «русской культурой» и конфессиональной традицией тем не менее создало пространство для споров о значении религии и дестабилизации официального советского нарратива.

Советская молодежь как потребитель духовной культуры

16 апреля 1971 г., вскоре после XXIV съезда КПСС, Ленинградская комсомольская организация объявила о проведении семинара по обсуждению значения последних партийных решений для атеистической работы среди советской молодежи833. В числе тех, кому было поручено обратиться к аудитории молодых пропагандистов, были два видных ленинградских специалиста по атеистической работе: Михаил Шахнович (1911–1992), профессор, читавший курс научного атеизма в Ленинградском государственном университете, и Николай Гордиенко (1929–2011), заведующий кафедрой научного атеизма Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена834. Шахнович начинал свою карьеру в воинствующей антирелигиозной среде раннего советского периода и был одним из сотрудников ГМИРА в Ленинграде, где в течение многих лет занимал должность заместителя директора835. Гордиенко, напротив, был человеком хрущевской эпохи; на волне антирелигиозной кампании он приобрел известность как автор трудов по научному атеизму (в том числе учебника «Основы научного атеизма»). Как Шахнович, так и Гордиенко были специалистами в области изучения религий и имели опыт атеистической работы среди молодежи, и оба, обращаясь к комсомольской аудитории, говорили о том, почему религия до сих пор остается частью жизни советского общества, и о требованиях, которые предъявляет комсомолу новая эпоха развитого социализма.