Свято место пусто не бывает: история советского атеизма

20 лет я был оторван от мира, не приносил никакой пользы ни себе, ни обществу, ни государству. Теперь мне, равному со всеми тружениками, особенно чувствительна перемена в моей жизни. Зашел бы я до отречения в госуниверситет – как бы на меня посмотрели? Конечно, с презрением. А теперь принимают с радостью, как «блудного сына», который вернулся после своих заблуждений в единую советскую семью. Теперь смогу приносить пользу государству и народу416.

Русанов писал, что утратил веру после того, как у него открылись глаза на «безобразие… лицемерие, мародерство, стяжательство, фарисейство, ханжество» духовенства, а также на «кричащие» противоречия между Библией и наукой:

Можно ли теперь, в век атома, в век искусственных спутников, в век освоения космоса, в век полетов к звездам, верить в то, что где-то находится бог, ангелы, черти, где-то существует «потусторонний мир». Нет! В это теперь верить нельзя. Знает об этом все духовенство и нет среди них почти верующих. Почти все, кто служил по религиозному убеждению, потеряли веру, порвали с религией, и остались в церкви в основном все, кто служит из‐за денег. Вот это их бог417.

Русанов описывал религиозную жизнь как безнравственную и лицемерную в основе своей, а религиозную веру – как изначально лживую и антисоциальную. Поэтому атеистическая работа для него превратилась в миссионерское призвание:

Народ хочет знать правду о религии, особенно сейчас, когда многим становится ясно, что религия – обман, многие перестают верить в бога. В этот период нужно усугубить антирелигиозную пропаганду, побольше нужно индивидуальных бесед с верующими, побольше доступных лекций, которые могли бы заставить задуматься верующего над своим положением, чтобы он понял вред религии, чтобы знал, как обманывает его духовенство, чтобы на факте убедился, что жизнью человека не бог руководит, а сам человек. Человек сам, без помощи божьей, строит новую счастливую жизнь. Не рая небесного должен верующий ждать, ибо такого нет и не будет, а рай земной, который через лет 15–20 будет построен и именно у нас, в Советской безбожной стране. Имя этому раю – коммунизм418.

Как и другие отступники от религии, ставшие пропагандистами атеизма, – например, профессор богословия Александр Осипов или преподаватель семинарии Евграф Дулуман, – Русанов стал читать атеистические лекции, разъезжая по всей стране, чтобы поведать историю своего обращения к атеизму.

Энтузиазм в отношении достижений науки, составлявший сердцевину таких историй обращения к атеизму, не требовал ни рационализации, ни расколдовывания мира. Действительно, эти нарративы поражают смешением научных и магических элементов. Например, история Даниловой насыщена экзальтированной лексикой, религиозная вера в ней заменяется верой в искупительный потенциал науки, а одна харизматическая фигура на небесах (Бог) вытесняется другой (Гагариным). Подобным образом и Русанов со своей верой в неминуемое пришествие коммунизма предает веру в «небесный рай» ради «земного рая» советского коммунизма. Объект преданности меняется, неизменным остается образ мысли.