Михайлова побежала без памяти на постройку. Глядит: лежит муж, сердечный, пластом на рогоже, слова промолвить не может.
– Ненаглядный ты мой! – крикнула она и упала к нему на грудь.
Он дышит тяжело так, прерывисто, шевелит губами, сказать что-то хочет, а только кровь на губах показывается. Обняла его бедная женщина и зарыдала, все слёзы тут свои, кажется, и выплакала.
Вот так она осталась горемычной вдовой с двумя малыми ребятами на руках. Подрядчик6
выдал ей столько денег, что на них можно было лишь схоронить покойного мужа. Да спасибо его сотоварищам, помогли чем кто мог, и гроб на руках до самого кладбища несли, и угощения от вдовы не потребовали.Сама Михайлова ещё девочкой была вывезена из деревни и до замужества служила в горничных. Все её родные жили далеко от Петербурга, поэтому в столице осталась она одна-одинёшенька с малыми детьми. Петя тогда только ещё начал ходить. Нашлись добрые соседи, не оставили вдову в горе, помогали ей кто чем только мог. Богатому бездетному мяснику очень нравился кудрявый, краснощёкий Петя. Он хотел его вместо сына себе взять, только ставил условие: чтобы Михайлова совсем от своего ребёнка отказалась и отдала бы ему мальчика в полное распоряжение. Бедная женщина на это не согласилась.
– Буду растить его сама, – сказала она кротко, но твёрдо. – Может быть, Господь и поможет мне поставить детей на ноги.
Пришлось многое продать и перебраться в маленькую комнатку под самую крышу. Михайлова принялась работать с утра до вечера. То тонкое бельё стирает-гладит, то чинит кружево и вышивку, то шьёт что-нибудь по заказу. Дело наладилось, и всё пошло хорошо, как вдруг она заболела и пролежала три недели. Все ранее отложенные деньги ушли на квартиру и еду, а потом в их комнате поселилась страшная нужда.
Вдова продала всё, что было у неё лучшего, и, не вполне оправившись от болезни, стала работать до изнеможения, чтобы выбраться из долгов. Силы у Михайловой были далеко не те, что до болезни, и она уже не могла так проворно и ловко всё делать, как прежде. Она, может быть, и поправилась бы совсем, если бы не постоянная работа по ночам. А денег на уплату долгов всё равно не хватало.
Пришлось бедной женщине продать всё, что так хотелось приберечь. С грустью расставалась она с разными вещами, подаренными ей мужем. Все они напоминали вдове прежнее хорошее время, поэтому с каждой продажей словно что-то обрывалось у Михайловой в сердце.
Особенно жаль ей было самовара. Как радовались они с мужем, когда, прикопив денег, купили его! Какое бывало для них наслаждение попивать чаёк, вернувшись в праздник от обедни. Петю, когда расплачется, ничем нельзя было так быстро унять, как показав ему блестящий самовар. Да и сиял-то он словно золото, когда его, бывало, хорошенько вычистят.
Наконец было продано всё. А потом вдова начала понемногу снова покупать: стул, скамейку, сковородку. Да и то самое старое, по случаю. Мы с вами застали Михайлову как раз в то время, когда она только-только начала приводить дела в порядок и ничего не могла ещё припасти себе и детям к празднику.
Вдова торопливо дошивала заказную работу, а в усталой голове теснилось тяжёлое раздумье: «Даже мяса не на что купить к празднику, только и есть что на пирог с рисовой начинкой…»
Вдова тяжело вздохнула.
– Не грусти, мама, – заговорила Леночка, оставляя убирать посуду, и обняла мать. – Доктор запретил тебе плакать, опять заболеешь, пожалуй. Ещё глаза у тебя заболят.
– Хорошо толковать доктору: не грустить и не заботиться много. Он и не подозревает, какую нужду мы терпим, не знает, как много я должна работать! А денег всё равно не хватает даже на самое необходимое. Приходится отказывать себе в лишнем куске хлеба. За квартиру и то ещё не все деньги у меня отложены. Вот снесу эту работу, получу за неё, и расплатимся с хозяйкой. И тогда разве что двугривенный7
от получки на праздник останется.– К Новому году8
ещё успеешь заработать, мама, да за белые передники от Аграфены Терентьевны получишь, она ещё не отдавала ведь.– И точно, не отдавала! – обрадовалась Михайлова, – хоть фунт9
говядины на праздник куплю, а уж пряничков для вас купить будет не на что… Помнишь, как прошлый год вы ёлочку себе сами смастерили, я вам на прянички тогда дала.– И теперь выбросят соседи ёлку, так мы веточку себе от неё отломаем и уберём.
– Чем уберёте?
– Может быть, Аграфена Терентьевна мне яблочко и леденцов даст за то, что я ей чердак вымела и все куриные кормушки перемыла. Вот и будет нам с Петей чем полакомиться. Ты только не беспокойся, мама, нам всего лучше, когда ты у нас здорова, а то страх вспомнить, как ты лежала тогда без памяти. Соседка думала, что ты помрёшь и нас сиротинушками оставишь.
Леночка порывисто обняла мать, прижалась к ней и продолжала:
– Выздоравливай скорей, мама, и мы всегда будем веселы. Нам ёлки не надо, лишь бы только ты не болела и не горевала.